— Извини, — пискнула она, — у него вид как у больного. Гномик — сексуальный маньяк…
Симоне согнулась пополам от второго приступа смеха и тут же заплакала. Вскоре она успокоилась, высморкалась, вытерла лицо и взялась за чашку.
У нее снова задрожали губы, и тут к их столику подошел Йона Линна.
— Туда уже едет полиция Умео, — не тратя времени сообщил он.
Эрик тут же спросил:
— У вас есть радиоконтакт с ними?
— Не у меня. Они на связи с…
Йона замолчал на полуслове, увидев салфетку, качавшуюся на танцующем гномике. Из-под бумажного края торчали коричневые пластмассовые сапоги. Симоне отвернулась и затряслась от смеха, или рыданий, или того и другого сразу. Как будто поперхнулась. Эрик встал и торопливо потащил жену прочь.
— Пусти, — выговорила она между спазмами.
— Я тебе просто помогу. Пойдем, выйдем.
Они открыли дверь на балкон и постояли на холодном воздухе.
— Теперь лучше. Спасибо, — прошептала она.
Эрик стряхнул снег с перил и положил ее холодное запястье на холодный металл.
— Как быстро стало лучше, — повторила Симоне. — Быстро… лучше.
Она закрыла глаза и пошатнулась. Эрик подхватил ее. Увидел, как Йона ищет их взглядом в кафетерии.
— Ну как? — спросил Эрик.
Она, прищурившись, посмотрела на него.
— Никто не верит мне, когда я говорю, что устала.
— Я тоже устал, я тебе верю.
— У тебя с собой таблетки?
— С собой, — ответил он, даже не думая оправдываться.
У Симоне искривилось лицо, и Эрик вдруг почувствовал, как по его щекам текут теплые слезы. Может быть, это из-за того, что он покончил с таблетками; исчезла броня, он стал беззащитным, уязвимым.
— Все это время, — выговорил он трясущимися губами, — я думал только об одном: не допустить, чтобы он умер.
Они стояли обнявшись, совершенно неподвижно. На них падали большие мохнатые снежинки. Вдали с натужным гулом взлетел отливающий серым самолет. Когда Йона постучал в балконное стекло, оба вздрогнули. Эрик открыл, и Йона вышел к ним. Откашлялся.
— Думаю, вам надо знать: мы идентифицировали тело, которое нашли у Лидии в саду.
— И кто это?
— Это не ее ребенок… мальчик пропал из семьи тринадцать лет назад.
Эрик кивнул и подождал. Йона тяжело вздохнул:
— Остатки экскрементов и мочи показывают, что…
Он покачал головой:
— Показывают, что мальчик прожил там довольно долго, вероятно, три года, прежде чем его лишили жизни.
Комиссар замолчал. С тихим шелестом падал снег, вокруг было темно. Направляясь в небеса, ревел самолет.
— Иными словами, Эрик, вы были правы… У Лидии в клетке сидел ребенок, которого она считала своим.
— Да, — беззвучно ответил Эрик.
— Она убила его, когда поняла, что она рассказала под гипнозом и какие будут последствия.
— Если честно, я думал, что ошибался, смирился с этой мыслью, — глухо сказал Эрик и посмотрел на припорошенную снегом посадочную полосу.
— Поэтому и покончили с гипнозом? — спросил Йона.
— Да.
— Вы уверились, что совершили ошибку, и обещали никогда никого не гипнотизировать.
Симоне дрожащей рукой провела по лбу и тихо произнесла:
— Лидия увидела тебя, когда ты нарушил обещание. Она увидела Беньямина.
— Нет. Она должна была преследовать нас все время, — прошептал Эрик.
— Лидию выпустили из клиники Уллерокер два месяца назад, — сказал Йона. — Она подкрадывалась к Беньямину постепенно — может быть, ее сдерживало ваше обещание покончить с гипнозом.
Комиссар подумал: Лидия считала Юакима Самуэльссона виновным в аборте, после которого она осталась бесплодной, и поэтому похитила его сына Юхана. А через несколько лет обвинила погрузившего ее в гипноз Эрика в том, что ей пришлось убить Юхана. Поэтому когда Эрик устроил сеанс гипноза, она похитила Беньямина.
Лицо у Эрика было мрачно-серьезное, тяжелое и замкнутое. Он открыл было рот, чтобы объяснить, что он, нарушив обещание, возможно, спас Эвелин, но передумал: к ним вышел помощник полицейского.
— Нам пора, — коротко сказал он. — Самолет взлетает через десять минут.
— Вы говорили с полицией Доротеи? — спросил Йона.
— Они не могут связаться с патрулем, который поехал в тот дом, — ответил полицейский.
— Почему?
— Не знаю. Сказали — с ними пытаются связаться уже пятьдесят минут.
— Черт, — выругался Йона, — туда надо посылать подкрепление.
— Я так и сказал, но они хотели подождать.
Когда они шли к самолету, который должен был унести их на юг Лапландии, Эрик вдруг ощутил странное мимолетное облегчение: все это время он был прав.
Эрик поднял лицо к снегопаду. Мело, снег завихрялся, густой, но легкий. Симоне обернулась и взяла мужа за руку.
Глава 51
Четверг, семнадцатое декабря
Беньямин лежал на полу, слушая липкое поскрипывание гнутых полозьев кресла-качалки на блестящем пластиковом коврике. Страшно болели суставы. Кресло медленно качалось взад-вперед. Оно скрипело, и ветер дул над жестяной крышей. Вдруг тяжело-металлически заныли пружины входной двери. В коридоре послышались тяжелые шаги. Кто-то оббивал снег с сапог. Беньямин поднял голову, пытаясь рассмотреть, кто входит в комнату, но ошейник с поводком потянули его назад.
— Лежать, — проворчала Лидия.
Беньямин опустил голову, снова чувствуя, как длинные острые ворсинки мохнатого коврика колют щеку, как в нос лезет сухой запах пыли.
— Через три дня — четвертый Адвент, — сказал Юсси. — Хорошо бы испечь печенье.
— Воскресенья даны для покаяния и ни для чего больше, — ответила Лидия, продолжая раскачиваться.
Марек чему-то усмехнулся, но тут же затих.
— Ну, смейся, — сказала Лидия.
— Да это так, пустяки.
— Я хочу, чтобы моя семья радовалась, — сдавленным голосом произнесла Лидия.
— Мы и радуемся, — ответил Марек.
На полу было холодно, холодом тянуло вдоль стен, между проводами за телевизором перекатывались клочья пыли. На Беньямине была все та же пижама. Он вспомнил, как его привезли в «вороний замок» Юсси. На земле уже лежал снег, и снег шел после этого, растаял, потом снова подморозило. Марек провел его через автопарк перед домом, мимо старых заснеженных автобусов и автомобильных остовов. Снег обжигал босые ноги Беньямина. Он шел между огромными заснеженными машинами словно по рву с водой. В доме горел свет. Юсси вышел на крыльцо; на плече у него висело ружье, с какими охотятся на лосей, но едва он увидел Лидию, из него словно вытекла вся сила. Юсси не ждал ее, не был рад ее приходу — но не мог сопротивляться. Он подчинился ее воле, смирился, как смиряется домашняя скотина. Юсси только покачал головой, когда Марек забрал у него ружье. Потом послышались шаги, и показалась Аннбритт. Юсси промямлил: это моя подружка, отпустите ее. Увидев на шее Беньямина ошейник, Аннбритт побелела, хотела броситься назад и запереть дверь. Марек опередил ее, сунув ствол ружья в незакрывшуюся дверь, и с усмешкой спросил, можно ли им войти.
