Эвелин расплакалась, потом взяла себя в руки.
— Мне пришлось смотреть, как он онанирует, по нескольку раз в день… если я отказывалась, он бил Кнюттет, говорил, что убьет ее. Довольно скоро, где-то через несколько месяцев, он потребовал, чтобы я спала с ним, твердил об этом каждый день, угрожал мне… но я нашла, что ответить. Я сказала, что он несовершеннолетний, что это запрещено законом и что я не могу нарушать закон.
Она вытерла слезы.
— Я думала, что это пройдет, уехала из дома. А через год он начал звонить мне, говорил, что ему скоро пятнадцать. Поэтому я и спряталась, я… я не понимаю, как он узнал, что я в этом доме, я…
Эвелин зарыдала, открыв рот.
— О господи…
— Значит, он угрожал, — сказал комиссар, — грозил убить всю семью, если он не…
— Он говорил не так! — выкрикнула девушка. — Он сказал, что начнет с папы. Это моя ошибка, все это… я хочу умереть, и все…
Она сползла на пол и скорчилась у стены.
Глава 19
Пятница, одиннадцатое декабря, вторая половина дня
Йона сидел у себя в кабинете. Какое-то мгновение он тупо рассматривал свои ладони. В одной руке все еще была зажата телефонная трубка. Он сообщил Йенсу Сванейельму о неожиданном повороте в деле Эвелин. Пока комиссар излагал жуткие причины преступления, в трубке стояла тишина, прерываемая тяжелыми вздохами.
— Честно говоря, Йона, — сказал наконец прокурор, — все это слишком хитро закручено, учитывая, что на сестру, в свою очередь, показал Юсеф Эк. Я хочу сказать — нам нужно или признание, или техническое доказательство.
Йона обвел глазами комнату, провел ладонью по лицу и позвонил врачу Юсефа Даниэлле Рикардс. Он хотел продолжить допрос в такое время, когда у подозреваемого в организме будет не так много болеутоляющего.
— У него должна быть ясная голова, — пояснил он.
— Тогда приезжайте к пяти часам.
— Во второй половине?
— Следующую дозу морфина он получит только около шести. Перед ужином состояние стабилизируется.
Йона посмотрел на часы. Половина третьего.
— Подходит, — сказал он.
После разговора с Даниэллой комиссар позвонил Лисбет Карлен, оказывавшей поддержку Юсефу, и сообщил ей о времени допроса.
Зашел в комнату для сотрудников, взял яблоко из вазочки. Когда комиссар вернулся к себе, на его месте сидел Эриксон, руководитель техников-криминалистов, работавших на месте преступления в Тумбе. Эриксон всей тушей навалился на письменный стол, лицо у него было красное. Он вяло махнул комиссару рукой и тяжко вздохнул.
— Сунь мне в пасть яблоко — и получишь рождественского поросенка, — сказал он.
— Кончай, — посоветовал комиссар, откусывая от яблока.
— Так мне и надо, — посетовал Эриксон. — С тех пор, как за углом открылась тайская забегаловка, я прибавил одиннадцать кило.
— У них вкусно.
— Да. Черт их возьми.
— Что с женской раздевалкой?
Эриксон предостерегающе поднял толстые ручки:
— Никому не рассказывай, что я тебе сказал, но…
Йона широко улыбнулся.
— Поживем — увидим, — дипломатично вильнул он.
— Ладно, — вздохнул Эриксон и вытер потные щеки. — В стоке был волос Юсефа Эка, а в трещинах на полу — кровь отца, Андерса Эка.
— Как я и говорил, — просиял Йона.
Эриксон засмеялся и тут же схватился за горло, словно там что-то порвалось.
Спускаясь на лифте в фойе Государственного полицейского управления, Йона еще раз позвонил Йенсу Свенейельму.
— Хорошо, что ты звонишь, — сказал Йенс. — На меня тут насели с этим гипнозом. Хотят, чтобы мы закрыли предварительное расследование по Юсефу. Это-де будет пустая трата денег…
— Дай мне секунду, — перебил Йона.
— …хотя я решил, что…
— Йенс?
— Да?
— У нас есть техническое доказательство, — веско сказал Йона. — Юсеф Эк связан и с первым местом преступления, и с кровью отца.
Главный прокурор Йенс Сванейельм посопел в трубку, а потом спокойно, сосредоточенно сказал:
— Йона, ты позвонил в последнюю минуту.
— Этого достаточно.
— Да.
Они уже собирались прощаться, когда комиссар спросил:
— Разве я не говорил, что прав?
— Что?
— Разве я не прав?
В трубке стало тихо. Потом Йенс медленно, с учительскими интонациями в голосе ответил:
— Да, Йона, ты был прав.
Они закончили разговор. С лица комиссара исчезла улыбка. Он прошел по застекленному коридору, оказался во дворе и снова взглянул на часы. Через полчаса он будет на Юргордене,
[9]
в Музее Северных стран.
Йона поднялся по ступенькам музея и пошел по длинным безлюдным коридорам. Не глядя, прошел мимо сотен освещенных витрин. Комиссар не видел домашней утвари, украшений и предметов искусства, не замечал экспозиций, национальных костюмов и огромных фотографий.
Охранник отодвинул стул от слабо освещенной витрины. Не говоря ни слова, Йона уселся, как обычно, и стал рассматривать саамский венец невесты. Нежный и хрупкий, венец образовывал идеальную окружность. Кружева напоминали венчик цветка или две руки, которые переплелись пальцами. Йона осторожно водил головой, чтобы медленно менялось освещение. Венец был сплетен из корешков вручную. Их выкопали из земли, и они светились, как кожа, как золото.
На этот раз Йона просидел перед витриной всего час. Поднялся, кивнул охраннику и медленно вышел из музея. Грязная снежная каша под ногами, от лодки возле моста Юргордсбрун пахла дизелем. Комиссар медленно шел к Страндвеген, когда зазвонил телефон. Это был Нолен, судмедэксперт.
— Хорошо, что я тебя поймал, — коротко констатировал он, когда Йона ответил.
— Со вскрытием закончили?
— Почти, почти.
Йона увидел на тротуаре молодого папашу: тот катил коляску на двух колесах, чтобы развеселить малыша. Какая-то женщина стояла у окна и глазела на улицу. Встретившись взглядом с Йоной, она тут же отступила в глубину квартиры.
— Нашел что-нибудь неожиданное? — спросил Йона.
— Даже не знаю…
— И все-таки?
— Это связано с разрезом на животе. Естественно.
— И?
Комиссар услышал, как Нолен переводит дыхание и как рядом с ним что-то упало.
— Ручку уронил, — прошептал Нолен.
