«Что же она украла? — спросил себя Эрик. — Я обвинил ее в воровстве, но что именно она украла?»
Так ничего и не вспомнив, он поднялся, сделал несколько шагов, остановился и закрыл глаза. Было что-то еще, но что? Имело ли это отношение к Беньямину? В тот раз он объяснил Эве, что может подыскать ей другую группу терапии. Почему он никак не вспомнит, что случилось? Угрожала она ему или нет?
Эрику удалось выудить из памяти лишь одну из первых встреч здесь, в кабинете: Эва обрила волосы и накрасила только глаза. Села на диван, расстегнула блузку и деловито продемонстрировала ему свою белую грудь.
— Вы были у меня дома, — сказал Эрик.
— Вы были у меня дома, — ответила она.
— Эва, вы рассказывали о своем доме, — продолжал он. — Проникнуть в чужой дом — это совсем другое.
— Я не проникала в чужой дом.
— Вы разбили окно.
— Камень разбил окно.
Ключ остался торчать в сейфе для документов, деревянные переборки прогнулись, когда Эрик опустил крышку и принялся рыться в бумагах. Где-то здесь, подумал он. Я знаю, что здесь есть что-то, связанное с Эвой Блау.
Когда его пациенты по той или иной причине действовали не так, как ожидалось, когда они выходили за рамки своего состояния, Эрик обычно собирал касающиеся их материалы в сейф — до тех пор, пока не разбирался в природе отклонения.
Это могли быть заметки, наблюдения или какой-нибудь забытый предмет. Эрик откладывал в сторону бумаги, блокноты, клейкие листочки и квитанции с пометками. Выцветшие фотографии в пластиковых папках, внешний жесткий диск, несколько ежедневников, сохранившихся с тех времен, когда он верил в абсолютную откровенность между пациентом и врачом, рисунок, сделанный ночью пережившим травму ребенком. Несколько кассет и видеокассет с лекциями, записанные в Каролинском институте. Книга Германа Броха, испещренная пометками. Руки Эрика замерли. Внезапный зуд в кончиках пальцев. Видеокассета была обернута в бумагу, схваченную коричневой резинкой. На обороте значилось только: «Эрик Мария Барк, пленка № 14». Он сорвал бумагу, направил свет и узнал свой собственный почерк: «Вороний замок».
Ледяной ветер дунул в спину, пробежал по рукам. Волосы зашевелились; Эрик вдруг услышал, как тикают часы у него на руке. В голове гудело, сердце быстро колотилось; он сел на стул, опять глянул на пленку, дрожащими руками снял телефонную трубку, позвонил на вахту и попросил принести ему в кабинет видеомагнитофон. На негнущихся ногах подошел к окну, раздвинул пластинки жалюзи и постоял, рассматривая мокрый снег, покрывающий внутренний двор. Косо и медленно падали тяжелые снежинки, опускались на окно, теряли цвет и таяли на теплом стекле. Эрик сказал себе: скорее всего, это случайное совпадение. Но в то же время он понял, что несколько элементов головоломки, вероятно, подходят друг к другу.
Всего два слова на бумаге — «вороний замок» — оказались настолько сильными, что вернули его в прошлое. Во времена, когда он еще занимался гипнозом. Он понял это. Против воли он должен подойти к темному окну и попытаться разглядеть, что скрывается за отражениями, которые создало время.
В дверь тихо постучал охранник. Эрик открыл, подтвердил, что просил магнитофон, и вкатил подставку с телевизором и заметно устаревшим видеомагнитофоном.
Вставил кассету, погасил свет, сел.
— Почти забыл, — сказал он себе и направил пульт на аппарат.
Экран мигнул, звук какое-то время шел с помехами, потом Эрик услышал из динамиков телевизора свой собственный простуженный голос. Он быстро проговорил место, дату и время и закончил словами:
— У нас был небольшой перерыв, но мы все еще пребываем в постгипнотическом состоянии.
Прошло больше десяти лет, подумал Эрик и увидел, что камеру поднимают на штативе повыше. Картинка задрожала, потом выровнялась. Объектив направлен на полукруг стульев. Потом перед камерой показался сам Эрик. Стал приводить стулья в порядок. Тогда его тело было на десять лет моложе, легче, шаги пружинили — он знал, насколько оно изменилось. На записи он еще не седой, на лбу и щеках не лежат глубокие морщины.
Пациенты входили, вяло двигались, рассаживались на стульях. Некоторые вполголоса переговаривались. Кто-то рассмеялся. Лица пациентов трудно рассмотреть, запись плохая, с зернистым искаженным изображением.
Эрик тяжело сглотнул, слушая свои глухие, как в бочку, слова «пора продолжать занятие». Кто-то болтал, кто-то сидел тихо. Скрипнул стул. Эрик увидел себя, стоящего у стены и делающего какие-то пометки в блокноте. Вдруг в дверь постучали, и вошла Эва Блау. Она была очень напряжена, Эрик различил красные пятна на ее шее и щеках, когда она снимала и вешала пальто. Он указал на группу, коротко представил ее и пригласил садиться. Сидящие сдержанно кивнули; двое не обратили на Эву внимания, продолжая смотреть в пол.
Эрик помнил атмосферу, царившую в той комнате: до перерыва группа находилась под воздействием первого гипнотического внушения, и приход нового участника нарушил его. Пациенты уже познакомились друг с другом и начинали соотносить себя с историями товарищей по группе.
Обычно группа состояла из восьми человек. Предполагалось при помощи гипноза изучить прошлое каждого ее члена, постепенно приближаясь к болезненному моменту. Больных погружали в транс в присутствии группы и вместе со всей группой. Идея лечения состояла в том, чтобы стать свидетелем чужих переживаний. Благодаря гипнотическим откровениям люди научатся делить боль и горевать вместе, как в случае общей для всех беды.
Эва Блау села на свободный стул, коротко взглянула в камеру, и в ее лице появилось что-то острое и враждебное.
Эта женщина десять лет назад проникла в мой дом, подумал Эрик. Но что она украла и что еще она сделала?
Эрик увидел, как он ведет вторую часть занятия, касаясь образов из первой части и завершая их свободными игровыми ассоциациями. Это был способ поднять пациентам настроение, дать им почувствовать, что некоторое легкомыслие все же возможно, несмотря на темное, глубоко упрятанное ощущение пропасти, которое постоянно проявлялось во всем, что они говорили и делали. Эрик остановился перед группой.
— Мы начали с мыслей и ассоциаций, вызванных первой частью, — сказал он. — Кто-нибудь хочет прокомментировать?
— Сбивает с толку, — сказала молодая, ярко накрашенная, крупная женщина.
Сибель, вспомнил Эрик. Ее зовут Сибель.
— Очень разочаровывает, — подхватил норрландец Юсси и продолжил: — Не успел я открыть глаза и почесать голову, а оно уже все кончилось.
— Что вы почувствовали? — спросил его Эрик.
— Волосы, — с улыбкой ответил Юсси.
— Волосы? — хихикнула Сибель.
— Когда чесал голову, — пояснил Юсси.
Несколько человек рассмеялись шутке. Мрачное лицо Юсси прояснилось.
— Что у вас ассоциируется с волосами? — спросил Эрик. — Шарлотте?
