— Майя, — сказал я, — вы невыносимы, ваш папа был совершенно прав.
Она фыркнула и взяла меня под руку.
В лифте мы стояли очень близко друг к другу. Я не мог оторвать глаз от ее полных улыбающихся губ, жемчужно-белых зубов, высокого лба и блестящих черных волос.
Она заметила это и осторожно погладила меня по щеке; я наклонился, собираясь поцеловать ее, но тут лифт дернулся и остановился.
— Пошли, — прошептала Майя и открыла дверь.
Квартира у нее была маленькая, но очень уютная.
Стены покрашены приятной голубой краской, на единственном окне белые льняные шторы. Кухонный уголок новенький, с белой клинкерной плиткой на полу и небольшой современной газовой плитой. Майя прошла на кухню, и я услышал, как она открывает бутылку вина.
— Я думал, мы будем пить чай, — заметил я, когда она вошла с бутылкой и двумя бокалами в руках.
— Вино полезнее для сердца.
— Тогда ладно. — Я взял у нее бокал, и вино выплеснулось мне на руку.
Майя вытерла мне руку кухонным полотенцем, села на узкую кровать и откинулась назад.
— Приятная квартира, — сказал я.
— Так странно, что ты здесь, — улыбнулась она. — Я так долго восхищалась тобой…
Она неожиданно встала и рассмеялась:
— Нужно тебя сфотографировать! Великолепный господин доктор у меня в гостях!
Майя принесла фотоаппарат, у нее стал сосредоточенный вид.
— Сделай серьезное лицо, — велела она и посмотрела на меня в видоискатель.
Хихикая, она стала фотографировать меня, велела позировать, шутила, твердила, какой я темпераментный, требовала вытянуть губы трубочкой.
— Невероятно сексуально, — беспечно смеялась она.
— Произведет фурор в «Вог»?
— Если только они не выберут меня, — сказала Майя и вручила мне фотоаппарат.
Я встал, чувствуя, что шатаюсь, и посмотрел в видоискатель. Майя раскинулась на кровати.
— Ты победила, — сказал я и нажал кнопку.
— Мой братец всегда звал меня пышкой. Как по-твоему, я толстая?
— Ты невероятно красивая, — прошептал я и увидел, что она уже сидит и стаскивает джемпер через голову. На полной груди обнаружился светло-зеленый шелковый бюстгальтер.
— А теперь сфотографируй меня, — прошептала Майя и расстегнула лифчик.
Она сильно покраснела и улыбнулась. Я навел резкость, посмотрел в темные блестящие глаза, на улыбающийся рот, большую молодую грудь со светло-розовыми сосками.
Я фотографировал Майю, а она позировала и махала мне рукой, веля подойти поближе.
— Сделаю фотографию с близкого расстояния, — пробормотал я и встал на колени, чувствуя, как внутри все гудит от вожделения.
Майя руками приподняла тяжелую грудь. Фотоаппарат сверкнул вспышкой. Майя прошептала, чтобы я подошел ближе. У меня была сильная эрекция, я ощущал тянущую боль. Опустил фотоаппарат, подался вперед и взял сосок в рот; Майя прижала грудь к моему лицу, и я стал лизать и сосать твердый сосок.
— Боже, — прошептала она, — боже, как прекрасно.
От ее горячей кожи веяло жаром. Майя стащила с себя джинсы, пинком отшвырнула их в сторону. Я встал на ноги с мыслью, что не должен спать с ней, нельзя, однако взял фотоаппарат и снова сфотографировал ее. На Майе остались только тонкие светло-зеленые трусики.
— Ну иди же, — прошептала она.
Я снова посмотрел на нее в видоискатель: она широко улыбнулась и раздвинула ноги, глядя на меня. Темные лобковые волосы вылезли за зеленую ткань трусов.
— Давай, — сказала она.
Я ответил:
— Не могу.
— А я думаю, можешь, — улыбнулась она.
— Майя, ты опасна, как же ты опасна, — сказал я и положил фотоаппарат рядом с собой.
— Я знаю, что я вредина.
— Пойми ты, я женатый человек.
— По-твоему, я некрасивая?
— Ты поразительно красивая.
— Красивее, чем твоя жена?
— Перестань.
— Но ты же хочешь меня? — прошептала она, хихикнула и снова посерьезнела.
Я кивнул, попятился и увидел, что Майя довольно улыбается.
— Но мне можно продолжить интервью?
— Разумеется, — сказал я, отступая к двери.
Она послала мне воздушный поцелуй, я ответил на него, вышел из квартиры, выбежал на улицу и сел на велосипед.
Ночью мне снился барельеф, изображавший трех нимф. Я проснулся от того, что что-то громко сказал — так громко, что услышал эхо собственного голоса в тихой темной спальне. Симоне вернулась домой, когда я уже спал; она пошевелилась рядом со мной во сне. Я весь вспотел, алкоголь все еще гнал кровь по жилам. Мимо окон, мигая, прогрохотала мусорка. В доме стояла тишина. Я выпил таблетку и попытался ни о чем не думать, но помнил, что произошло накануне вечером. Я снимал почти голую Майю Свартлинг. Я фотографировал ее грудь, ноги, ее травянисто-зеленые трусы. Но мы не переспали друг с другом, повторял я себе. Я об этом не думал, не хотел этого; я зашел далеко, но не изменил Симоне. Теперь я проснулся окончательно. Ледяное бодрствование. Что же со мной было? Боже мой, как я мог поддаться на уговоры и фотографировать голую Майю? Она была такой красивой, соблазнительной. И льстила мне. Неужели этого оказалось достаточно? Я с изумлением подумал, что обнаружил свое собственное слабое место: я тщеславен. Ничто во мне не говорило, что я влюблен в Майю. Мне было хорошо с ней из-за одного только тщеславия.
Я повертелся в постели, натянул одеяло на голову и через минуту снова крепко заснул.
Шарлотте не пришла на последнее на неделе занятие. Это было скверно, сегодня я собирался довести ее до окончательного результата. Марек пребывал в глубоком гипнотическом расслаблении. Он вяло развалился, свитер натянулся на могучих бицепсах и чрезмерно развитых мышцах спины. Волосы пострижены «ежиком», голова покрыта зарубцевавшимися шрамами. Он медленно задвигал челюстями, поднял голову и посмотрел на меня пустым взглядом.
— До чего смешно, — громко сообщил он. — От электрических разрядов парень из Мостара прыгает, как в мультике.
Марек со счастливым видом покачал головой.
— Он лежит на бетонном полу, темный от крови, еле-еле дышит. Потом сжимается и начинает плакать. Черт! Я ору, чтобы он встал, что убью его, если он не встанет, что я загоню штык ему в задницу.
Марек на мгновение замолчал. Потом продолжил тем же бессмысленно-легким тоном:
— Он поднимается, ему тяжело стоять, член сморщился, ноги дрожат. Он трясется, просит прощения, говорит, что не сделал ничего плохого. Я подхожу, смотрю на его зубы, все в крови, и даю ему сильный разряд в шею. Он сучит ногами, дергается с выкаченными глазами, несколько раз бьется головой о стену, ноги подергиваются. Я хохочу. Он сползает по стене вдоль перил, кровь течет изо рта. Скорчился на одеялах в углу. Я улыбаюсь ему, наклоняюсь, даю новый разряд, но тело просто подскакивает, как свиная туша. Я кричу в дверь, что веселье кончилось, но они входят со старшим братом этого парня, я его знаю, мы работали вместе год на «Алюминии», фабрике в…
