— Что же ты делаешь в лесу целый год? — усмехнулся Пьер.
— Покупаю старые машины и автобусы, чиню их и продаю. Наш участок похож на свалку металлолома.
— Дом большой? — спросила Лидия.
— Нет. Он зеленый… Папа как-то летом перекрасил нашу развалюху. Дом стал странного светло-зеленого цвета. Не знаю, о чем отец думал. Наверное, кто-нибудь дал ему краску.
Юсси замолчал, и Лидия улыбнулась ему.
Сегодня погрузить группу в расслабленное состояние оказалось нелегко. Вероятно, дело было во мне — я был рассеянным из-за Майи или беспокоился из-за того, что слишком эмоционально отреагировал на провокацию Марека. Но я вообразил, будто в группе происходит что-то, о чем я не знаю. Понадобилось несколько раз опуститься на глубину и снова подняться, прежде чем я почувствовал, как все мы, словно тяжелые овальные грузила, падаем в бездну.
У Юсси выпятилась нижняя губа, щеки отвисли.
— Представьте себе, что вы на засидке, — начал я.
Юсси прошептал что-то про болезненную отдачу в плечо от выстрела.
— Вы сейчас на засидке? — спросил я.
— Высокая трава на лугу заиндевела, — тихо сказал он.
— Посмотрите вокруг. Вы один?
— Нет. Косуля двигается пo темной опушке леса. Она лает. Ищет детенышей.
— А на засидке? На засидке вы один?
— Со мной всегда только ружье.
— Вы говорили об отдаче. Вы уже выстрелили? — спросил я.
— Выстрелил?
Он мотнул головой, словно указывая направление, и тихо сказал:
— Одна лежит неподвижно уже несколько часов, а другие дергают ногами в окровавленной траве, все слабее и слабее.
— Что вы делаете?
— Я жду. Уже в темноте замечаю, что на опушке снова кто-то шевелится. Целюсь в копыто, но передумываю, вместо этого прицеливаюсь в ухо, в маленький черный нос, колено, теперь снова чувствую отдачу, кажется, я отстрелил ногу.
— Что вы делаете теперь?
Юсси дышал тяжело, с долгими промежутками между вдохами.
— Мне еще рано возвращаться домой, — наконец сказал он. — Поэтому я иду к машине, кладу ружье на заднее сиденье и достаю лопату.
— Зачем вам лопата?
Юсси надолго замолчал, словно обдумывая мой вопрос. Потом тихо ответил:
— Я закапываю косуль.
— Что вы делаете после этого?
— Когда я заканчиваю, уже совсем темно. Я иду к машине, пью кофе из термоса.
— Что вы делаете, когда возвращаетесь домой?
— Вешаю одежду в чулане.
— Что дальше?
— Я сижу на лавке перед телевизором, ружье лежит на полу. Оно заряжено, лежит в нескольких шагах от кресла-качалки.
— Что вы делаете, Юсси? В доме никого нет?
— Гунилла уехала в прошлом году. Папа умер пятнадцать лет назад. Я один, со мной только кресло-качалка и ружье.
— Вы сидите на лавке перед телевизором, — напомнил я.
— Да.
— Что-нибудь происходит?
— Теперь он повернут ко мне.
— Кто?
— Дробовик.
— Который лежит на полу?
Юсси кивнул и подождал. Кожа вокруг его рта натянулась.
— Качалка скрипит, — сказал он. — Она скрипит, но в этот раз оставляет меня в покое.
Тяжелое лицо Юсси вдруг снова смягчилось, но глаза все еще ярко блестели, взгляд был обращен глубоко в себя.
Пора было сделать перерыв. Я вывел группу из гипноза и обменялся парой слов с каждым из пациентов. Юсси пробормотал что-то про паука и замкнулся. Я пошел в туалет, Сибель исчезла в направлении курительной комнаты, а Юсси, как всегда, встал у окна. Когда я вернулся, Лидия достала банку шафрановых сухариков и стала всех угощать.
— Экологически чистые, — сказала она и жестом пригласила Марека взять пару сухариков.
Шарлотте улыбнулась и отгрызла крошку с края.
— Сама пекла? — спросил Юсси с неожиданной улыбкой, осветившей все его тяжелое мощное лицо.
— Чуть не спалила, — призналась Лидия и с улыбкой покачала головой. — Ввязалась в ссору на игровой площадке.
Сибель громко хихикнула и проглотила свой сухарик в два укуса.
— Из-за Каспера. Когда мы вчера пришли на площадку, какая-то мамаша подошла ко мне и сказала, что Каспер ударил ее девочку лопаткой по спине.
— Черт, — прошептал Марек.
— Я прямо похолодела, когда это услышала, — сказала Лидия.
— Как же вести себя в подобных ситуациях? — учтиво спросила Шарлотте.
Марек взял еще сухарик и слушал Лидию с таким лицом, что я задумался, не влюблен ли он в нее.
— Не знаю. Я объяснила мамаше, что для меня это очень серьезно, да, я правда очень разволновалась. Но она сказала, что все оказалось неопасно и она думает, что это просто несчастный случай.
— Ну конечно, — согласилась Шарлотте. — Дети иногда так неосторожно играют.
— Но я обещала, что поговорю с Каспером и разберусь, — продолжала Лидия.
— Отлично, — кивнул Юсси.
— Она сказала, что Каспер ужасно милый мальчик, — с улыбкой объявила Лидия.
Я сел на свой стул и стал листать блокнот с заметками. Мне хотелось поскорее начать новый сеанс гипноза. Опять настала очередь Лидии.
Она встретилась со мной глазами и осторожно улыбнулась. Все молча ждали, и я приступил к работе. Воздух в помещении вибрировал от нашего дыхания. Темная тишина уплотнялась с каждым ударом наших сердец. С каждым выдохом мы погружались все глубже. После индукции мои слова повели группу вниз; вскоре я повернулся к Лидии:
— Вы опускаетесь все глубже, осторожно погружаетесь, вы очень расслаблены, руки тяжелые, ноги тяжелые, веки тяжелые. Вы дышите медленно и слушаете мои слова, не задавая вопросов, мои слова окружают вас, вы спокойны и внимательны. Лидия, сейчас вы находитесь прямо перед тем, о чем не хотите думать, о чем вы никогда не говорите, от чего отворачиваетесь, перед тем, что всегда скрыто от теплого света.
— Да, — со вздохом ответила она.
— Теперь вы там, — сказал я.
— Я очень близко.
— Где вы прямо сейчас, где вы находитесь?
— Дома.
— Сколько вам лет?
— Тридцать шесть.
Я посмотрел на Лидию. Отражения проходили по ее высокому гладкому лбу, маленькому ротику и почти болезненно бледной коже. Я знал, что ей исполнилось тридцать шесть две недели назад. Она перенеслась в прошлое не так далеко, как другие, а всего на несколько дней.
