— Пошла ты! Что хочу, то и делаю.
— Но нам правда очень нужно одолжить у вас телефон.
— Тогда вам придется ввести мой пин-код, — улыбнулся Валленберг.
— Зачем вы так с нами?
Валленберг прислонился к косяку и с минуту смотрел на них.
— Надо же, наркоманы. Вломились ко мне, маленькому.
— Мы не…
— Да кто вам поверит, — оборвал Оссиан.
— Давай плюнем, — сказала Пенелопа Бьёрну.
Ей хотелось выбраться отсюда, но Бьёрн еле стоял на ногах. Щеки и губы у него побелели, он обеими руками опирался о стену.
— Нам жаль, что мы к вам влезли, — сделал еще одну попытку Бьёрн. — Мы заплатим за то, что взяли, но сейчас нам очень нужен ваш телефон, ситуация ужасная…
— Как тебя зовут? — улыбаясь перебил Оссиан.
— Бьёрн.
— Тебе очень идет этот пиджак, Бьёрн, а галстуков ты разве не заметил? Там есть подходящий.
Валленберг подошел к гардеробу, вытащил синий кожаный галстук того же оттенка, что и пиджак, и медленно завязал его у Бьёрна на шее.
— Позвоните в полицию сами, — предложила Пенелопа. — Скажите, что к вам влезли двое грабителей и вы застали их на месте преступления.
— Не смешно, — угрюмо отозвался Оссиан.
— Так чего же вы хотите? — напряженно спросила она. Валленберг отступил на пару шагов и начал придирчиво рассматривать непрошеных гостей.
— Она мне не нравится, — сообщил он Бьёрну. — Ты в моем пиджаке сама элегантность. А она в этом мерзком свитере вылитая сова Хельга.
[30]
И на шведку не похожа…
— Перестаньте, — попросил Бьёрн.
У Оссиана стало злое лицо. Он подошел к Бьёрну и замахнулся, делая вид, что сейчас ударит его кулаком в лицо.
— Я знаю, кто вы, — сказала Пенелопа.
— Вот и отлично, — усмехнулся Оссиан.
Бьёрн вопросительно посмотрел на нее, потом на хозяина дома. Пенелопе стало дурно. Она села на кровать и постаралась дышать спокойно.
— Погодите, — сказал Оссиан. — Ты тоже… я видел тебя по телевизору. Я тебя узнал.
— Я участвовала в теледебатах.
— А теперь ты умерла, — с улыбкой закончил Валленберг.
От этих странных слов ее тело напряглось, как струна. Пенелопа старалась понять, что он имел в виду, одновременно ища куда бежать. Бьёрн съехал по стене на пол. Он весь побелел и явно потерял дар речи. Пенелопа сказала:
— Если вы не хотите помочь, мы попросим кого-нибудь еще…
— Я хочу помочь, а то как же! — перебил Оссиан.
Он вышел в прихожую, вернулся с пакетом, вытащил из него пачку сигарет и вечернюю газету. Швырнул газету на кровать и ушел на кухню с пакетом и сигаретами. На первой полосе Пенелопа увидела свое лицо. Фотографии покрупнее изображали Виолу и Бьёрна. Над фотографией Виолы значилось «погибла», над их с Бьёрном — «не найдены».
«Трагедия на борту яхты. Полиция опасается, что трое человек погибли», — гласил заголовок.
Пенелопа представила себе мать — смертельно напуганную, обессилевшую от слез. Вот она стоит неподвижно, обхватив себя за плечи, как в тюрьме.
Скрипнул пол — Валленберг вернулся в спальню.
— Сыграем в игру. Викторина! — с энтузиазмом объявил он.
— Что значит?..
— Черт, ну что может значить слово «викторина»?
— Викторина? — с неуверенной улыбкой повторил Бьёрн.
— Ты не знаешь, что такое викторина?
— Знаю, но…
Пенелопа смотрела на Валленберга, понимая, насколько они уязвимы, пока никто не знает, что они живы, пока никто не знает, где они и что с ними. Он мог бы убить их — ведь все и так уже уверены, что они мертвы. Пенелопа сказала:
— Он хочет посамоутверждаться.
— Если мы согласимся играть, вы дадите нам телефон и пин-код? — спросил Бьёрн.
— Если выиграете. — У Валленберга заблестели глаза.
— А если проиграем? — спросила Пенелопа.
52
Предложение
Аксель Риссен подошел к окну столовой, остановился и поверх розовых кустов взглянул на железную ограду, на улицу и лестницу церкви Энгельбректа.
[31]
Поставив на договоре свою подпись, он в тот же миг унаследовал все рабочие дела и обязательства Карла Пальмкруны.
Аксель улыбнулся тому, как неожиданно повернулась жизнь, — и вдруг сообразил, что забыл про Беверли. В животе немедленно заныло от беспокойства. Однажды она сказала, что ей надо в магазин, но когда через четыре часа она не вернулась, Аксель сдался и отправился на поиски. Два часа спустя он нашел ее в каком-то флигеле возле Обсерватории. У Беверли был обескураженный вид, от нее пахло спиртным; нижнее белье отсутствовало. Кто-то склеил ей волосы жвачкой.
Беверли объяснила, что встретила в парке мальчишек:
— Они бросались камнями в раненого голубя. Я подумала, что если дать им денег, они перестанут. Но у меня было всего двенадцать крон. Этого не хватило. Они хотели, чтобы я еще кое-что сделала. Сказали, что если я этого не сделаю, они растопчут голубя.
Она умолкла, на глазах выступили слезы.
— Я не хотела, — прошептала она. — Но мне было так жалко голубя.
Аксель взял телефон и набрал номер Беверли.
Слушая гудки, он смотрел на улицу, на здание, которое раньше принадлежало китайскому посольству, и на темный дом, где помещалась штаб-квартира католической организации «Опус Деи».
Братья Аксель и Роберт Риссены делили большой дом на Брагевеген. В этом элитном районе, между Эстермальмом и Васастаном, все дома обманчиво похожи, словно братья.
Резиденция Риссенов состояла из двух просторных трехэтажных зданий с общей стеной.
Отец братьев, Эрлуфф Риссен, умерший двадцать лет назад, служил послом сначала в Париже, потом в Лондоне, а дед, Торлейф Риссен, был выдающимся пианистом, выступавшим в бостонском «Симфони-Холле» и в Обществе любителей музыки в Вене. Благородное семейство Риссен состояло по большей части из дипломатов и музыкантов филармонии. Две профессии, которые в основе своей очень похожи друг на друга: обе требуют отличного слуха и абсолютной преданности делу.
Супруги Алиса и Эрлуфф Риссен заключили странное, но логичное соглашение. Они почти сразу решили, что старший сын, Аксель, посвятит себя музыке, а младший, Роберт, пойдет по стопам отца и станет дипломатом. Но когда Аксель совершил роковую ошибку, все пришлось переиначить. В семнадцать лет Аксель оставил занятия музыкой. Его отправили в военную школу, а музыкальную карьеру передали Роберту. Аксель принял наказание. Он счел его заслуженным и с тех пор не брал скрипку в руки.
