Сэм закончил мыть посуду и теперь тщательно — я бы сказала, даже чересчур тщательно — вытирал тарелки. Я рассортировала вещи Лекси в некоем подобии порядка — нервничая примерно так же, как перед выпускными экзаменами, когда наконец приходится отложить конспекты в сторону (как говорится, перед смертью не надышишься), и, сложив кучками и стопками, упаковала в пластиковые пакеты. Осталось только перенести их к Фрэнку в машину.
— Вот, пожалуй, и все, — сказал Фрэнк, снимая наушники. — Ну, готова?
— Если ты готов, то я и подавно, — ответила я и взяла пакеты.
Фрэнк взял в одну руку свою технику, подхватил второй мой чемодан и направился к двери.
— Давай лучше я, — предложил Сэм. — У тебя и без того руки заняты.
С этими словами он взял у Фрэнка его ношу и, грохоча колесиками чемодана по ступенькам, потопал вниз по лестнице.
На лестничной площадке Фрэнк обернулся через плечо, дожидаясь, когда я спущусь. Моя рука уже лежала на дверной ручке, когда, всего на какой-то миг, меня неожиданно охватил страх: он словно удар тока пронзил меня с головы до ног, прожег черным метеоритом. Не скажу, что это чувство было мне неведомо, такое случалось со мной и раньше — например когда я решила пожить одна и уехала от тети; когда потеряла девственность; когда принимала присягу офицера полиции. В такие моменты понимаешь: то, к чему ты так стремился, вот-вот станет реальностью, причем окончательно и бесповоротно, вот оно, уже несется на тебя со скоростью света; бездонная река — стоит оказаться на том берегу, и назад дороги нет. Я едва не разревелась как малый ребенок.
В такие моменты главное — стиснуть зубы и ждать, когда страх пройдет. Достаточно было представить, что скажет в мой адрес Фрэнк, заяви я сейчас, что выхожу из игры, как моя нерешительность улетучилась. Я на прощание еще раз окинула взглядом квартиру — свет выключен, отопление выключено, мусорное ведро пустое, окно на замке. Казалось, комната сама закрывалась подобно лепесткам цветка. Пространство, которое только что занимали наши тела, заполняла собой тишина, чтобы потом, словно пыль, осесть на пол. Последний взгляд — и я закрыла дверь.
Глава 5
До Гленскехи ехали почти час, и это воскресным вечером, когда движение минимальное. Всем троим поездка далась нелегко. Сэм с несчастным видом сидел сзади, рядом с ворохом экипировки. Фрэнк попытался внести жизнерадостную ноту: включил на всю громкость радио и принялся подпевать, присвистывая, мотая в такт головой и постукивая ладонью о руль. Лично я не обращала внимания ни на того ни на другого. День был великолепный — солнечный и прохладный. Впервые вырвавшись после недельного заключения из четырех стен, я опустила до упора стекло, и теперь ветер врывался в окно, путая и взбивая волосы. Черный метеорит страха растворился в воздухе, как только Фрэнк нажал на газ. Вернее, превратился во что-то такое приятное, яркое, лимонно-желтое, отчего голова пошла кругом.
— Ну вот, — сказал Фрэнк, когда мы наконец въехали в Гленскехи, — а теперь проверим, как хорошо ты усвоила урок географии. Давай говори, куда нам дальше?
— Прямо, через всю деревню, четвертый поворот направо, дорога чуть узковата. Неудивительно, что у Дэниела с Джастином такие машины, будто они только что вернулись с автопробега. По сравнению с местными дорогами старый добрый Дублин отдыхает, — ответила я, имитируя его акцент. — Ну вот, мы почти дома, — игриво добавила я.
Голубой замшевый пиджак весь день заставлял меня дергаться — думаю, виноват запах ландышей. Я только и делала, что каждые пять минут вертела по сторонам головой, проверяя, кто это незаметно подкрался ко мне сзади. И оттого что я как ненормальная дергалась из-за какого-то пиджака, мне почему-то стало жутко смешно. Даже когда мы проехали поворот к разрушенному домику, где мы с Фрэнком и Сэмом встретились в первый раз, меня продолжал душить смех.
Дорога была все в колдобинах — понятное дело, никакого асфальта. Деревья густо обвиты плющом, ветки живой изгороди барабанили по бокам машины и грозили запрыгнуть в окно. Еще несколько минут, и перед нами выросли огромные кованые ворота — ржавые и скрипучие, они кривобоко висели на таких же ржавых петлях. Каменные колонны едва виднелись из-за густо разросшегося боярышника.
— Ну вот, — сказала я.
Фрэнк кивнул и обернулся. Перед нами, протянувшись меж цветущих вишен, открывалась бесконечная аллея. Здесь все было в цвету, до самой последней веточки.
— Ух ты! — воскликнула я. — И я еще сомневалась! Можно мне пронести с собой в чемодане Сэма, чтобы мы с ним поселились здесь до конца наших дней?
— Отставить разговорчики! — рявкнул Фрэнк. — Как только дойдем до двери, сделай равнодушное лицо. Да и вообще эти графские развалины еще доводить и доводить до ума. Так что угомонись.
— Ты ведь говорил, что в доме сделали ремонт. Лично мне в спальне подавай кашемировые шторы и белые розы. На меньшее я не согласна. А не то — где мой телефон? — тотчас вызову агента.
— Я сказал, что они занимались ремонтом. Разве я говорил, что они маги — взмах волшебной палочкой, и готово?
Поворот, и перед нами открылся огромный полукруг парадной эспланады; белая галька успела прорасти сорняками и маргаритками. Так я впервые увидела Уайтторн-Хаус. На снимках он смотрелся гораздо скромнее. Домов в георгианском стиле хватает и в Дублине, они там на каждом шагу — переделанные под офисы, грустно мигают флуоресцентными лампами. Уайтторн-Хаус был не такой. Элегантный и строгий, он словно сам вырос на этом месте, спиной к горам. Кажется, будто его, как некое бесценное сокровище, держат в своих ладонях бледный полукруг эспланады и темно-зеленые, в туманной дымке, холмы.
Я услышала, как Сэм с шумом втянул воздух.
— Дом, милый дом, — буркнул Фрэнк, выключая радио.
Шеренга встречающих уже выстроилась на крыльце. Я до сих пор вижу их именно такими — с ног до головы в золоте вечернего солнца, яркие и сияющие, словно видение, каждая складка одежды, каждая черточка лица — до боли ясные и четкие. Раф прислонился к перилам, засунув руки в карманы джинсов. Эбби — посередине, слегка привстав на цыпочки: одна рука козырьком поднесена к глазам. Джастин, ноги вместе, руки сцеплены за спиной. А позади них, в обрамлении дверных колонн, Дэниел — с гордо поднятой головой, на стеклах очков играют солнечные блики.
Никто из них даже не пошевелился, когда Фрэнк затормозил рядом с крыльцом. Нет, эти четверо застыли, словно фигуры на средневековом фризе — загадочные, таинственные. Казалось, они пытались что-то поведать миру на только им известном языке. Лишь юбка Эбби трепыхалась на ветру.
— Ну как, готова? — спросил Фрэнк, обернувшись ко мне.
— Вроде бы.
— Умница, — отозвался он. — Желаю удачи. Выходим?
Фрэнк вылез из машины и отправился открыть багажник, чтобы достать мой чемодан.
— Береги себя, — сказал Сэм, не глядя на меня.
— Ничего, скоро снова буду дома, — пообещала я. Господи, я даже не могла дотронуться до его руки — под этими-то взглядами. — Постараюсь завтра тебе позвонить.
