– То есть я должна... – выговорила она
наконец.
– Да. Сразиться с Ареем, а там одно из двух:
либо ты погибнешь и, тогда, возможно, если ты будешь лишь ранена, еще сумеешь
передать свое копье другой, либо ты победишь и получишь дарх Арея. Учитывая,
что Безликий в Тартаре, отдавать ему дарх необязательно. Будет достаточно, если
ты разобьешь его и выпустишь эйдосы, – сказала Фулона.
– Я должна идти к Арею немедленно? –
спросила Ирка, уверенная, что ответ будет утвердительным.
– Нет, – неожиданно сказала
Фулона. – Не прямо сейчас. Сейчас ты должна охранять Дафну, светлого стража.
Она временно лишилась дара, и ей грозит опасность. Ты станешь ее тенью, ее
защитой. Если надо – умри вместо нее.
Ирка судорожно сглотнула. Охранять Дафну ей,
Ирке! Охранять эту радостную улыбчивую светлую, которую любит Меф!
– И не спрашивай: приказ ли это. Да,
приказ, – добавила Фулона.
«Неужели она знает?» – подумала Ирка, однако
лицо старшей валькирии было непроницаемым.
Фулона поклонилась Ирке – сердечность в ее
поклоне была очень умеренная – и растаяла в воздухе, оставив легкий запах мяты.
Около Ирки, задев ее плечом, прошла Филомена. Затем вернулась и задела ее
плечом еще раз.
– Разве валькирии убивают валькирий? –
вежливо спросила у нее Ирка.
Филомена заметно смутилась и, пробурчав
что-то, шагнула в сторону, налетев на Бэтлу. Бэтла смущенно подвинулась и
сделала попытку спрятать бутерброд с колбасой.
– Опять ты! Позор валькирий! Толстая обжора и
неряха! – прошипела Филомена.
Однако валькирия сонного копья не была смята
этим натиском. Ирка поймала сочувствующий взгляд Бэтлы.
– Ну и что? – просто сказала
Бэтла. – Да, я толстая. Да, неряха. Зато, в отличие от тебя, я счастлива,
не грызу себя с утра до вечера и ни на кого не бросаюсь в надежде, что меня
наконец убьют. И это уже немало. Ты не находишь?
По загадочной причине простые слова Бэтлы
достигли цели. Филомена отшатнулась, взмахнула рукой, в которой было копье, и,
не дожидаясь своего оруженосца, растаяла вслед за Фулоной. Но если та исчезла
медленно и постепенно, то исчезновение Филомены было резким, осколочным,
сверкающим, точно прыжок с разбегу головой в стекло.
– Она тебя испугалась. Почему? – спросила
Ирка у Бэтлы.
– Это наш давний спор. Мы его лишь продолжили.
Не обращай внимания! – ответила Бэтла.
– Какой спор?
– Все мы занимаем какое-то место. В телах, в
жизни. Иногда это место кажется нам слишком жалким или слишком скромным. Но это
ничего не меняет. Единственное, что возможно, это принять правила игры и дальше
играть по ним. Играть спокойно, радостно и без спешки. Я это поняла, а Филомена
никак не поймет. И поэтому я счастлива – хотя я толстая и некрасивая, а
Филомена, которой дано больше, чем мне, раз в сто, – нет. К тому же она
слишком многого не может себе простить...
Вагончик почти опустел. Валькирии и их пажи
уже телепортировали. Но Бэтла все же нашла время шепнуть Ирке:
– Ничего не бойся. В случае опасности
валькирии тебя прикроют. Даже Филомена костьми ляжет – не смотри, что она
такая... Она славная, но несчастная. Только защищай Дафну! У кого действительно
неприятности, так это у нее! Дара лишили, а теперь хотят лишить крыльев и Мефодия...
Вот сволочи, да?
– Да, но Дафна... Она и Меф... – Ирка
попыталась выразить слишком много, но, поняв, что это глупо, лишь махнула
рукой.
Бэтла ободряюще улыбнулась. «Она что, все
знает? Откуда?» – всполошилась Ирка.
– Возьми яблочко... скушай! И все будет
хорошо! – сказала Бэтла и вместо яблока почему-то сунула Ирке бутерброд.
Пока Ирка лихорадочно соображала, нет ли в
этом какого-то тайного смысла или скрытой аллегории (ну там яблоко как символ
целостности и единства мира, а бутерброд как символ... м-да... ну, скажем,
единства трех философских начал: колбасы, масла и хлеба?!), Бэтла тоже исчезла.
Антигон, в отличие от Багрова не имевший ни
малейшего желания общаться со своими – хм... – коллегами, минут десять
назад улизнул в соседнюю комнату, якобы для того, чтобы поставить чайник. Когда
Антигон вернулся, ни одной из двенадцати валькирий и ни одного оруженосца в
комнате уже не было.
Ирка стояла в трех шагах от стола. Багров
заканчивал очерчивать круг для телепортаций. Засуетившись, кикимор уронил чайник
и, поспешно впрыгнув в круг, остановился рядом с хозяйкой.
Глава 9
Гадское гадство как синдром мировой культуры
Coram me tecum eadem haec agere saepe conantem
deterruit pudor quidam paene subrusticus, quae nunc exprimam absens audacious,
epistola enin non erubescit (При встречах с тобой мне часто хотелось сказать
тебе об этом, но меня удерживал какой-то едва не дикарский стыд; теперь,
находясь вдали, я буду более откровенен – ведь письмо не краснеет
(лат.). – Обращение Цицерона к историку Лукцию с просьбой прославить его
имя в своих сочинениях.)
Цицерон
Дафне повезло меньше, чем Мефу. После
телепортации Буслаев и Гюльнара оказались сразу у ангара скульпторов, Дафна же
материализовалась в двух шагах от охранника, истуканом торчавшего у
единственных ворот бетонного забора. В выборе места материализации наверняка не
обошлось без лукавого участия Гюльнары.
Охранник, здоровенный мужик в черном костюме,
ощутимо страдал от двух вещей: от скуки и от наличия галстука. В правом ухе у
него красовался наушник рации. Когда Даф попыталась пройти на территорию, он
заступил ей путь и лениво мотнул головой. Топай, мол, отсюда. Не положено.
Вообще-то стоять на воротах не его
обязанность. Он был водителем и телохранителем человека, которому принадлежала
вся территория. Полчаса назад они подъехали к воротам и обнаружили, что оба
сторожа в будке годны только на просмотр советских мультиков. Даже попав под
грозные очи, сторожа не оправдывались, а лишь мычали с сакральной таинственностью.
В результате сторожа были отправлены проспаться, а телохранитель временно
оставлен караулить ворота.
– Ты что, не поняла, подруга? Нельзя
сюда! – повторил охранник.
Даф испытала обиду. Совсем недавно ей
достаточно было поднести к губам флейту, и ее пропустили бы куда угодно, хоть в
Кремль. Теперь же она не могла ничего. Но все же Даф взяла себя в руки и решила
действовать другими методами.
– Доброе утро! – поздоровалась с
охранником Дафна, одаривая его улыбкой щенячьей радости.
В общем реестре улыбок это была улыбка № 9.7.
Цифра «семь» после точки означала модификацию: нейтрально приветливая без
заигрывающего подтекста.
Охранник в ответ изобразил губами нечто вроде
судороги. Улыбаться он не умел. Умел только гоготать, но и то не на работе. Тщетно
прождав хоть какого-то ответа, Даф посмотрела на солнце и хлопнула себя ладонью
по лбу.
