Мефодий обернулся. Ни одного стража из Нижнего
Тартара в ангаре не было. Рядом с Эссиорхом стояла уже знакомая ему
валькирия-одиночка. На щеке у валькирии сразу под глазом был длинный порез.
Скорее всего валькирию оцарапало осколком стекла. В руке у одиночки медленно
погасало копье.
– Ирка... А, да... Здорово, что ты
здесь, – сказал Меф, недоверчиво прислушиваясь к своему охрипшему голосу.
Валькирия испытала дикое раздражение. На лице
у Мефа было буквально написано: «А, да... знал я одну такую. Но это, конечно,
не ты. И вообще расплодилось этих Ирок. Скоро будет больше, чем Лен».
Мефа мало смутило Иркино раздражение. Он его
даже не заметил. «Мужчины, как всегда, крайне наблюдательны. Чтобы они что-то сообразили,
надо бросить в них стулом, а потом сказать милым голоском: «Здрасьте!» –
подумала Ирка.
– Что это было? Я ничего не видел. Время
исчезло. Я думал, у меня нет тела, – сказал Меф.
– Магия мрака... Примерно такая же, как на
глубинах Нижнего Тартара. Если бы ты не закрыл глаза – тебе бы их выжгло. А вот
открыть ты их поспешил, за то и поплатился, – пояснил Эссиорх.
Он выуживал из-под верстака Кареглазова, на
румяном лице которого отражалось радостное недоумение. Скульптор послушно
моргал глазками: уж он, должно быть, не спешил распахивать их без команды.
В трех шагах от Эссиорха томился Антигон, так
и не определившийся, кого ему шарахнуть булавой. Багров, скрестив руки на
груди, стоял у входа в ангар и следил за Мефом взглядом, полным холодного презрения.
Меф хотел ответить ему таким же взглядом, но подумал, что зыркать глазками –
это детский сад. Хочешь драться – дерись. Хочешь глазеть – покупай билет в
музей. В будние дни школьникам бесплатно.
– Я тоже рад тебя видеть, родной! Если хочешь
предложить мне что-то, кроме своих симпатичных глазок, я всегда готов! –
сказал Мефодий Багрову.
Матвей двинулся было вперед, но Ирка его
остановила.
– Нет, – сказала она. – Не сейчас!
Уроды из Тартара могут вернуться.
– Значит, ты не смогла убить их, – сказал
Меф. По правде говоря, его это не удивило.
– Нет. Но все же им потребуется время, чтобы
залечить раны. Я их немного поцарапала... – осторожно сказала Ирка.
Антигон захихикал.
– Немного поцарапала! Ну мерзкая хозяйка и
сказанет! Да через эти царапинки можно проложить рельсы и пускать детскую
железную дорогу! – заявил он.
– Или всунуть лампочки и включать елочную
гирлянду! – предложил Багров.
Ирка поморщилась. Оба были чудовищно
остроумны. «С таким остроумием и анекдоты не нужны. Сам себе пальчик показал и
смейся! Полное самообслуживание!» – подумала Ирка.
Неожиданно она услышала голос, без особого
восторга процедивший:
– Валькирия! Хм... Радует, что хотя бы не
блондинка!
Ирка оглянулась. За ее спиной над полом парила
джинша. С ней рядом стояла Дафна. Обе появились в ангаре только что.
– У тебя пунктик на блондинках! Тебя конкретно
клинит! – с досадой сказала Дафна.
– Это потому, что я радикальная брюнетка! Но
ты не зацикливайся на этом, блонди! Не напрягай память! Блондинкам это
противопоказано. Если слишком часто напрягать память, волосы могут
потемнеть, – предупредила Гюльнара.
Опираясь о плечо Эссиорха, Кареглазов обвел
взглядом ангар. Дафна, Меф, Эссиорх, Ирка, Багров, Антигон да еще и парящая над
полом джинша, сквозь которую отличны видны были осколки мраморных фигур. На
последнюю Кареглазов смотрел с заметным умилением. Даже попросил разрешения
поцеловать ей руку, но, не преуспев, умилился еще больше.
– О, сколько гостей! Столько ко мне не
являлось, даже когда первая жена уложила меня в психушку! Она позвонила и
сказала, что я гоняю зеленых чертей, – сообщил он.
– А вы не гоняли? – усомнилась Гульнара,
скользнув проницательным взглядом по всклокоченной бороде и красному, похожему
на детскую пятку, подбородку скульптора.
Кареглазов справедливо вознегодовал.
– Обижаете: какие еще зеленые чертики? Это был
всего лишь табун крошечных крылатых пегасов.
– Ка-а-к?
– Они пронеслись мимо с диким ржанием, один из
них ударился о мой лоб и, прежде, чем я опомнился, утонул в тарелке с супом. С
тех пор я бездарен. Ну прямо-таки абсолютно. Убийство пегасов – пусть и
невольное – не остается безнаказанным. И суп я есть тоже не могу, кстати
сказать.
Скульптор пригорюнился. Меф и Дафна обменялись
понимающими взглядами. Ясно было, что Кареглазов человек свойский и удивить его
непросто.
– Это бывает, – утешил его Багров. –
У моего волхва во дворе росла яблоня с некими магическими свойствами, о которых
мне здесь и сейчас не хочется упоминать. Музы, Полигимния и Терпсихора, одна на
лютне, другая на черепаховой лире, повадились летать и воровать яблоки. Мой
волхв высовывался в окно и палил в них из кавалерийских пистолетов.
– Зачем? Хотел убить? – заинтересовалась
Дафна.
– Приличную музу из пистолета не убьешь. Из
пистолета ее можно только смертельно обидеть. Да и потом, когда мой волхв
действительно хотел кого-то убить, он делал это взглядом.
Кивая, Кареглазов подбежал к Багрову.
– Я понимаю вас, юноша! Я тоже убил свою музу,
причем очень жестоко, как садист. Завалил ее большим количеством могильных
памятников. Чего стоила одна только статуя рыдающей вдовы! Ангельское личико,
ноги гетеры-искусительницы, шея Афродиты и железная сварная арматура внутри.
Ирка, долго смотревшая на Даф, решила перейти
к самой неприятной для себя части задания. Она приблизилась и, глядя в сторону,
сухо сказала:
– Какое-то время нам придется держаться
вместе. Я должна тебя охранять. Оживленцы из Тартара нападут снова. Теперь они
подготовятся лучше.
– Хорошо. Вместе так вместе, – кивнула
Дафна.
Она старалась быть приветливой, хотя и
ощущала, что по какой-то причине не слишком нравится валькирии.
– Не подумай чего плохого, светлая! У мерзкой
хозяйки работа такая: спасать всякую шваль! – пояснил Антигон и тотчас
пискнул: Ирка больно ущипнула его за ухо. Правда, кикимор скорее обрадовался,
чем огорчился: – Ну наконец-то! Хоть какие-то минимальные пытки! А то не жизнь,
а сплошной зефир в шоколаде!
– Блондинка, скажи шантретке: «Все, что ты мне
должна, шантретка, я тебе прощаю!» – посоветовала Гюльнара. Да, что ни говори,
а ее конкретно заклинило.
Однако Дафна не склонна была повторять за
джиншами заезженную чушь. Ситуация разрулилась сама собой. Снаружи что-то
загрохотало. Зацепив створку ангара, в мастерскую въехал видавший виды «УАЗ» с
открытым верхом. За рулем «УАЗа» сидел страстный хан Мамай. Рядом с ним на
сиденье – Улита, в черном вечернем платье от Сальвадора Бузько и в жемчугах, на
которые можно было купить целый парк таких «УАЗов». На коленях у Улиты лежал
новенький, в заводской смазке автомат Калашникова. Видно, ведьма сообразила,
что бегать за тартарианцами с рапирой не фонтан и подготовилась чуть лучше.
