– Лигул недоволен. Что-то идет не по
плану, – продолжал Арей.
– Откуда вы знаете? – спросил Меф.
– Знаю, – мечник веско ткнул коротким
пальцем в лоб. – Просто знаю и все.
– Что может идти не по плану? Он выпустил
стражей из Нижнего Тартара, чтобы нас прикончили. У Даф отнята магия. У вас –
эйдосы. Правда, хм... организацией-антиподом, – осторожно уточнил Меф.
«Собака ехидная!» – подумала о нем Ирка. Она
давно уже не идеализировала Мефа, но глобально это ничего не меняло.
Арей покачал головой.
– Долго. Слишком долго. Лигул теряет
динамику, – сказал он.
– Как это теряет динамику?
– Запомни, синьор помидор! Явно противозаконные
дела всегда делаются быстро, резко. Одной мгновенной атакой с захватом всех
позиций противника. Если атака захлебывается и переходит в затяжную возню, в
борьбу в партере – динамика утрачена. Дело начинает приобретать слишком большой
резонанс. Привлекать внимание... короче, Лигулу этого не нужно.
– Почему? Какая разница – додавит он нас
сейчас или через неделю? Разве стражи из Нижнего Тартара куда-то опаздывают? У
них что, дети дома плачут? – спросил Мефодий.
Арей машинально провел пальцем по спиралям
опустевшего дарха. По его лицу, начиная от скул, скользнула желтая тень.
– Хочешь сказать: разницы нет? Мрак сражается
против мрака с привлечением сил света! Валькирии, хранителя, светлого стража!Вслушайся
в звучание этих слов, и тебе станет жутко, – сказал он.
Ирка едва сдержала улыбку. Лично ей не было
жутко. Мефу, насколько она видела, тоже.
– Бонзы мрака недовольны. В конце концов это
я, защищаясь от мрака, первым поднял с земли щит света, – сказал Арей.
Ирка с Дафной переглянулись.
– Меня никто особо не поднимал. Я пришла
сама, – с обидой проговорила Ирка.
– Я тоже, – сказала Даф.
Барон мрака не обратил на их слова внимания.
– Но я-то ладно. У меня и прежде была неважная
репутация, которая опиралась лишь на меч. Так что подмочить такую репутацию невозможно.
Другое дело, что и Лигулом бонзы недовольны. Свару-то затеял он. Подсидеть
наследника мрака, расправиться с врагом, пленить светлую – это все прекрасно,
объяснимо, но цена, цена!!! Какой пинок по общей репутации мрака! Даже жалкие
комиссионеры, вроде нашего Тухломона, досадливо шмыгают носами. Они любят
определенность, твердую руку, а не эту возню, – продолжал он.
– И какой вывод? – спросил Эссиорх.
В нем вновь проснулся нетерпеливый
мотоциклист.
– Такой, – сказал Арей со стерильной
вежливостью. – Думаю, лично Лигул вмешиваться не будет. У него теперь
рыльце не то что в пуху – в свиной щетине. Наша главная проблема – беглецы из
Тартара. Если мы найдем способ их уничтожить – об остальном можно не
заботиться.
– Звучит бравурно. Особенно, если учесть, что
вы без эйдосов, я лишена дара, а наши враги бессмертны и неуязвимы, – не
выдержала Дафна.
Арей еще раз взглянул на свой дарх и почти
насильно заставил себя оторвать руку. Он вел себя как изголодавшийся в
блокадном городе человек, который даже в мирное время, засыпая, на всякий
случай зажимает в ладони сухарь. Дафна была поражена привязанностью, которую
этот сильный страж – возможно, самый сильный из стражей мрака – испытывал к
своему дарху, пусть даже лишенному эйдосов. Хотя, с другой стороны, разве ей не
были так же важны ее крылья?
– Ты торопишься с выводами, светлая.
Бессмертны – возможно. Наше оружие им не опасно, не считая огня Эссиорха и
копья валькирии, которые могут причинить лишь временный урон. Но вот неуязвимы
ли? – сказал Арей.
– Вы о чем? – жадно спросил Меф.
– Все о том же, синьор помидор, все о том
же... – Арей еще раз взглянул на свой дарх.
Его брови, навеки опаленные жаром и льдами
Тартара, изогнулись в презрении ко всему в этом мире. В том числе к себе.
Презрение стража – меч с бритвами на рукояти. Нанося раны другим, оно точно так
же ранит и руку того, кто им сражается.
Глава не 13
Чемодан Чемоданыч Чимоданов
Люди постоянно тщатся сочетать небо и ад. Они
считают, что на самом деле нет неизбежного выбора и, если хватит ума, терпения,
а главное – времени, можно как-то совместить и то, и это, приладить их друг к
другу, развить или истончить зло в добре, ничего не отбрасывая. Мне кажется,
что это тяжкая ошибка. Пути нашего мира – не радиусы, по которым, рано или
поздно, доберешься до центра. Что ни час, нас поджидает развилка, и приходится
делать выбор. Я не считаю, что всякий, выбравший неверно, погибнет, он
спасется, но лишь в том случае, если снова выйдет (или будет выведен) на
правильный путь. Если сумма неверна, мы исправим ее, если вернемся вспять,
найдем ошибку, подсчитаем снова, и не исправим, если просто будем считать
дальше. Зло можно исправить, но нельзя переводить в добро. Время его не
врачует. Мы должны сказать «да» или «нет», третьего не дано.
Клайв Льюис
Пауза затягивалась. Аня и Эдя Хаврон
разглядывали Мошкина и Чимоданова. Те в свою очередь изучали их. Ната шныряла
за спинами учеников мрака в самых растрепанных чувствах. Ей не удавалось
установить власть над гостями, что ее жутко бесило.
«Ничего... посмотришь ты на меня! Не знаю, что
я с тобой сделаю, но ты запомнишь это надолго!» – мстительно думала она, косясь
на Эдю.
Однако Эдя избегал ее взгляда. Более того,
подчиняясь инстинкту, который выработался у него со времен общения с
Трехдюймовочкой и полуночными ведьмами, он пошарил по карманам и надел темные
очки. Это сделало Нату бессильной. Без прямого контакта с глазами ее магия не
действовала.
Магия вообще штука капризная. Стоит появиться
минимальному ограничению, и она моментально перестает работать.
«И о чем с ними говорить? Как им объяснить,
зачем мы сюда пришли, если я сам этого не знаю?» – подумал Эдя, разглядывая меч
в руках у высокого подростка и боевой топор у его приятеля.
– Играем в мушкетеров? – спросил Эдя
навскидку.
Мошкин вежливо улыбнулся. Мушкетеры как род
войск были созданы, чтобы стрелять из мушкетов. Шпаги – больше для шашлыков и
для гвардейцев кардинала в понимании Дюма. Опять же – перепутать меч и шпагу
может только тот, чей интеллект залегает ниже паркета.
– Два пьяных ежика в лесу пилили крокодилом
колбасу, – вдруг произнес Чимоданов.
Это произошло неожиданно для него самого,
поскольку Петруччо особо не стремился это озвучивать. Он вечно выдумывал
дурацкие стишки, причем в самое неподходящее время.
– А почему не убили ломиком? – спросил острый
на язык Эдя.
