Сергеев прекрасно помнил тот день, когда все умерло, хотя встретил его под чужим небом. Не самый лучший, надо сказать, случился день. Контора, на их счастье, обладала повышенным запасом живучести, иначе они бы тоже хлебнули горя, а вот работникам киевского «ящика» повезло меньше.
Он поймал себя на том, что слушает Истомина невнимательно, вполуха. Почему-то вспомнились огромные очереди в молочные магазины, стоящие в утренней заснеженной тьме. Коммерческие ларьки, возле которых ночью горели костры в железных бочках.
Он тогда приехал в Москву после долгого отсутствия и смотрел на все, что творилось, глазами пришельца. Да, точно, ноябрь 1991 года. Все уже рухнуло, но никто в это еще не верил. Страна соскальзывала в хаос, империя разлеталась на куски, каждый из которых мнил себя ее наследником. Удельные князьки вползали на местечковые престолы, и их своры, жадно урча, рвали на части доставшуюся при разделе добычу. Разве кому-нибудь было дело до какой-то там конторы, тихо загибавшейся в далеком Киеве? Умирали заводы и шахты, кормившие не три десятка ученых очкариков, а целые города. Так до того ли было, чтобы думать о филиале ленинградского института, оказавшемся в чужом и, как выяснилось, не очень дружественном государстве?
– Денег хватило только на то, чтобы расфасовать сырье по контейнерам. Потом, спустя пару лет, деньги выделила новая держава. На них строили спецсклад, такой, как по требованиям положено, с охраной и сигнализацией, но финансирование прекратили и хранилище так и недоделали. И все это говно в результате осталось в подвалах здания института в самом центре Киева, опасное до жути, только теперь аккуратно разложенное и без охраны… – закончил рассказ Истомин.
– И откуда он об этом знает? – спросил Сергеев на русском и, поймав брошенный искоса взгляд Али-Бабы, сообразил, что русский тот понимает лучше, чем хочет показать. – Ты сказал, что ли?
– Я от него узнал. – Костя покачал головой. – Нет, Миша, я до недавнего времени и понятия об этом не имел. У него свои источники, он их, как понимаешь, не оглашает.
– Ищут бесхозный материал, – сказал Михаил. – Такой, чтобы потом концов не найти днем с огнем. Эта дрянь токсична настолько, что и представить себе трудно. А уж в смеси с изотопами и кило пластида – просто кошмар для всего живого. Бериллия полно в мире, Костя, есть рудники, есть обогатительные фабрики, есть специальные производства. А он ищет бесхозный… Для чего он нашему другу, как ты думаешь?
Истомин достал из пачки очередную сигарету и прикурил, не сводя взгляда с Сергеева. Али-Баба по-прежнему сидел напротив, спокойный и загадочно ухмыляющийся, как египетский сфинкс.
– И знать не хочу, – ответил Константин Олегович. – Не мое собачье дело. Тебе-то какая разница? Главное, что у тебя уже все случилось, Миша, хуже уже не будет. В твоем зверинце появятся лекарства и оборудование, а то, что где-то, за тысячи километров от места, где ты живешь, что-то рванет – так и хер с ним. Когда у тебя долбануло – сильно помогли? Ах, какое несчастье! Ах, бедные люди! Ах, какой кошмар! И все… Сколько времени понадобилось, чтобы вас забыли? Полгода не прошло, так?
Сергеев не ответил. Отвечать было нечего и волноваться было нечего, но противный металлический вкус во рту почему-то появился. Он всегда появлялся на языке у Михаила, когда он попадал в критическую ситуацию, противный такой вкус, с омерзительной кислинкой, словно попробовал на язык батарейку, как в детстве. Только батарейка на этот раз была очень большая – вкус получился чрезвычайно насыщенный.
– Удивительно, до чего ты человеколюбив, Сергеев! Просто наперекор всему. Ты приехал сюда искать контакты с Конторой? Зачем? Чтобы спасать людей? Вывозить кого-то из этой вашей резервации с нашей помощью? Таскать туда лекарства? Ты же был готов нам душу продать! Так получи все это скопом, а душу оставь себе… Чего ты добиваешься? К лику святых тебя все равно не причислят, можешь не суетиться. А вот шлепнуть при переходе границы могут, и не сомневайся. Так что тебе за понт расспрашивать меня или его о том, что и куда пойдет? Зачем ему бериллиевый порошок и с чем он его собирается смешать? Тебе что нужно – лекарства или расспросить?
Лицо у Истомина было самое что ни на есть спокойное, но вот глаза… Глаза выдавали целую бурю эмоций. Был Константин Олегович замешан в игры Али-Бабы по самые помидоры. Имел Константин Олегович от этих игр целую тучу денег. И в борьбе за эти денежные знаки не было у Константина Олеговича ни врагов, ни друзей – только соперники.
– Не надо ссориться, – сказал Али-Баба, перестав дурачиться, на неплохом русском, с мягким, совершенно не мешающим восприятию акцентом и тут же опять перешел на английский. – Хочу вас заверить, Михаил, что нужный мне материал не будет использован на вашей территории. И на вашей тоже, Костя. А где он будет использован вам, простите, знать и не полагается. Сначала я хотел бы получить образцы… В отдельной герметичной упаковке, я вам ее предоставлю – что-то вроде термоса, небольшая металлическая трубка, закрывающаяся наглухо. Вес триста пятьдесят граммов. После заполнения – не более пятнадцати килограммов. Но я полный засыпать не рекомендую – и нести тяжело, и мне столько и не надо.
– Я еще ни на что не соглашался, – мрачно сказал Сергеев.
– Да? – осведомился Али-Баба со сдержанной иронией. – Честно? А я и не заметил… Вам нужна гуманитарная помощь?
– Это не гуманитарная помощь. За гуманитарную помощь не платят.
– Неужели? Хочу сказать, что такого не видел никогда и нигде. Бесплатного сыра не бывает! За нее тоже платят, Михаил. Может быть, и не те, кто ее получает, тут бывает по-разному. Но кто-то платит обязательно, и не сомневайтесь. И очень хорошую цену. У гуманитарной помощи, простите за цинизм, свой рынок. И то, что я предлагаю вам, – оплаченная вами гуманитарная помощь для Ничьей Земли. У вас роль мецената. У меня – темных сил, служащих во благо. Смешно. Но невесело. Так, я продолжу, с вашего позволения? Этот термос с образцом материала вам и выносить из Зоны не придется. Мы встретимся, положим, в Запорожье, я сделаю экспресс-анализ прямо на месте, и мы условимся о том, как я смогу получить груз. Вертолетный десант тоже вполне возможен. У меня большие, – он улыбнулся и провел ладонью по бороде, сверху вниз, ну вылитый мулла во время молитвы, – возможности, поверьте. Одновременно я начинаю затаскивать в Зону то, что вы подобрали. Завозить еще до того, заметьте, как вы оплатите мои услуги…
– Вы мне настолько доверяете? – удивился Сергеев искренне. – Просто лестно слушать! А если я, избави Бог, помру ненароком? Знаете, у нас там иногда такое случается… Что тогда?
– Вам невыгодно меня обманывать, – сказал Али-Баба серьезно. – Я для вас – находка. Ваш лотерейный билет на выживание. Наверное, о том, что такое счастье возможно, вы и не подозревали. Все до предела прагматично. Вы не обманываете меня, я честен с вами. Очень простые правила. Была такая ооновская программа «Нефть в обмен на продовольствие». Так вот, наша с вами программа будет называться «Бериллий в обмен на лекарства». Будьте реалистом, Михаил. А если вы ненароком умрете… Что ж, это мои риски. Не одному вам рисковать, в конце концов.
