Книга Дураки и герои, страница 84. Автор книги Ян Валетов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Дураки и герои»

Cтраница 84

В нынешней загородной резиденции президента даже флигель для прислуги оказался больше и благоустроеннее, чем основной дом «вождя народов». Тут, вообще, все было по-другому. Александр Александрович ни аскетом, ни параноиком не был, приобретенный опыт не сделал из него мизантропа, хотя людей президент не любил (а за что их, собственно, любить?), но и прятаться от них не стал – так, отгородился, и достаточно!

Ближняя дача утопала в вековых соснах, тонких ароматах хвои и сыроватых запахах реки. Совсем недалеко, в белесом свете только что взошедшей луны, отблескивало ртутью зеркало водохранилища. Нет, Крутов беспечным не был. Нельзя быть правителем огромной державы и не иметь врагов. Подходы к даче со стороны воды прикрывались датчиками и противоаквалангистской сеткой, а еще – дрессированной лучше всякого бультерьера личной охраной. Вокруг, под легким весенним ветром, шумел высоченный сосняк и временами, перекрывая этот шорох, пронзительно орали лягушки и внезапно замолкали, словно по команде невидимого дирижера.

Крутов ступил на дорожку, ведущую к дощатому пирсу, и медленно пошел, считая шаги. На шестьдесят втором шаге сосны раздвинулись, освобождая место пропитанному речной сыростью воздуху, а на сто пятом президент ступил на дощатый помост, ведущий к пирсу.

Тут он остановился, и скорее почувствовал, чем услышал, как замерла охрана, скользившая в плотном сумраке на некотором отдалении от него. Все в соответствии с протоколом: меры безопасности, принимаемые во время прогулки охраняемого лица. Первого. (Как и вся президентская охрана мира, парни между собой и в радиопереговорах называли Крутова – Первый.) Оставаться невидимыми и желательно неслышимыми, если обстоятельства не диктуют иного.

Первый должен чувствовать себя в одиночестве, если хочет этого.

Первый должен чувствовать себя под прикрытием, если хочет этого.

Но вне зависимости от желаний Первого, он должен быть надежно защищен. И от народной любви, и от ненависти отщепенцев.

Охрана едва заметно зашевелилась. Со стороны дома послышались шаги. Крутов прислушался, но не повернул навстречу позднему гостю, а, напротив, вновь неторопливо зашагал к воде, уверенно ступая по коричневатым доскам.

Он стоял у самого края причала, над серебристой водой, заложив руки за спину и раскачивался с пяток на носки, когда подошедший сзади Кукольников негромко произнес:

– Здравствуйте, Александр Александрович!

Голос у Бидструпа был усталый, хрипловатый. Такой голос бывает у тех, кто устал не спать и отдавать приказы.

– И тебе здравствуй, – сказал Крутов негромко и протянул Кукольникову руку для пожатия. – Ты как, Пал Андреевич? Я слышал, ты забарахлил что-то последние несколько дней?

– Ерунда, Александр Александрович, – отозвался Бидструп. – Главное – инфаркт не схватить. Инфаркт сейчас не ко времени.

– Инфаркт всегда не ко времени, – произнес президент.

Ладонь Бидструпа была холодной, как лед, почти неживой. Если бы не полумрак, то Крутов легко бы разглядел на лице старого приятеля следы сегодняшнего приступа, о котором президенту не преминули доложить генеральские недоброжелатели – синеватые круги под глазами и выделившийся носогубный треугольник. О том, что Бидструп страдает диабетом, было известно давно, но на сердце он никогда не жаловался, и сегодняшний приступ (хоть скоротечный, но достаточно сильный, потребовавший вмешательства врачей) вызвал радостное возбуждение в рядах силовиков, которых Кукольников опередил в гонке за место руководителя президентской СБ. Ничто так не возбуждало проигравших, как мысль о том, что такой пост станет вакантным.

– Врачи сказали, что беспокоиться не о чем… – ответил Бидструп и встал рядом с президентом на край пирса, над самой водой.

– Врачи не совсем так сказали.

– Я в порядке, – упрямо проговорил Павел Андреевич. – Александр Александрович, я уже и забыть успел. Не о чем тут говорить! Ну, кольнуло…

– У меня не так много людей, на которых я могу положиться, – произнес Крутов все тем же спокойным тоном. – Мне бы хотелось, Паша, чтобы ты как можно дольше оставался рядом. И если для этого надо хоть чуточку себя пожалеть, пожалуйста, сделай это. Все. Больше эту тему не обсуждаем. Но ночевать ты останешься здесь. И перед сном тебя осмотрит мой врач. И утром тоже.

Кукольников помолчал, а потом кивнул крупной, как у щенка сенбернара, головой.

– Ну, вот и отлично, – сказал Крутов. – Давай-ка, Паша, пройдемся перед сном. У нас, кажется, кризис?

– Я бы не стал говорить так категорично…

– А как бы стал? – спросил президент.

Аккуратно вымощенная диким камнем дорожка вела вдоль береговой линии. Она была достаточно широка, чтобы собеседники могли идти рядом, плечом к плечу.

Кукольников пожал плечами. Даже цивильный костюм, сшитый в мастерских на Сивил-Роуд, выглядел на нем, как мундир, и Крутов невольно подумал, что Павел Андреевич будет смотреться точно так же и в пижаме.

– Мы на грани кризиса. В принципе, эта карта разыгрывается достаточно давно, Александр Александрович, и ничего нового не произошло. Эволюционное развитие ситуации. Но это еще не кризис. Если он начнется, то последствия будут…

Он замялся, подбирая слова.

– Чрезвычайно тяжелыми.

– Это ты смягчаешь?

– Это я смягчаю.

– В целом я с ситуацией знаком… – сказал Крутов, а Бидструп, вспомнив приснопамятное заседание Совета Безопасности, ухмыльнулся, искривив сухие губы. – И считаю, что реагировали мы вполне адекватно. Что, по-твоему, изменилось за последние недели?

– Если раньше я был склонен думать, что соседи на вентили не лягут, то теперь… Понимаете, Александр Александрович, может быть, это не слишком удачный пример, но… Как при семейной ссоре, когда дело слишком далеко зашло. Когда из сундуков достают старые обиды, кто и кому наступил на ногу и в каком году, кто кого и как обозвал, кто и кому что должен. И все эти мелочи множатся и множатся. Получается снежный ком, который катится по склону…

Он перевел дыхание.

– Украинцы на попятную не пойдут. Слишком много сказано. Слишком много обещано. Там сложная ситуация, но кто бы из них не победил – для нас совершенно все равно. Если вы, конечно, не собираетесь менять экономические установки.

Крутов качнул головой.

– Ну, тогда точно – никакого значения, – сказал Кукольников. – Дешевый газ, дешевая нефть – единственные рычаги управления, которые у нас были. Раз их нет – идеологическая геополитика закончилась, началась банальная экономика. Мы не можем купить их дружбу, значит, можем только их заставить действовать так, как надо нам.

– Да и бог с нею, с геополитикой, – махнул рукой Крутов, но было в его негромком голосе что-то настолько неискреннее, что Бидструп невольно встрепенулся и попытался посмотреть президенту в лицо. Но в сумраке ночи, слегка разбавленном светом луны и небольших декоративных фонарей, выражение лица собеседника было трудно уловить, а уж увидеть, что говорят глаза, и вовсе невозможно. – Геополитика – это развлечение для сильных, рестлинг для сверхдержав. Никто из соседей на этой доске не сыграет, ростом не вышли. А мы можем. И с каждым годом все лучше и лучше. Так зачем нам покупать чью-то дружбу, Пал Андреевич? На ближайшие сто лет в нашем регионе мы будем диктовать правила, и те, кто много кричит о демократии, получат ее в полном объеме. Следующей же холодной зимой.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация