Тем временем самонадеянная девчонка взяла инициативу на себя, и остальные не возражали, даже ее не менее самонадеянный дядя — служитель архаического культа.
Когда зазвонил сотовый Есько, тот вздрогнул и спросил именно у Джины:
— Как мог пройти звонок? Связи с этим местом раньше не было.
— И не будет после восьми утра, когда Луна полностью выйдет из земной тени, а пока говорите, Степан Юрьевич, — улыбнулась девушка.
Звонил бывший полковник ГБ, а ныне бизнесмен и, как это у них принято, кандидат в депутаты Николай Тимофеевич Алексеев. Выяснив, что все благополучно завершилось и в губернском городе не ожидается более ни убийств, ни пожаров, ни каких-либо иных стихийных или рукотворных бедствий, он поздравил «аномальщика» с успехом и дал отбой.
Следователь решил повременить с докладом начальству. Во-первых, по причине чересчур уж раннего утра, а во-вторых, оставалась еще неизвестной судьба заложников с заброшенной фермы. Об этом капитан юстиции очень скоро узнал, ответив на звонок сводного брата. Но вот что забавно: вопрос Артема, что делать с проснувшимися заложниками, он переадресовал Джине!
— Тех машин, что у нас в наличии, на всех явно не хватит, — констатировала девушка. — Юра, скажите Артему, что я скоро буду там сама и все решу. Пусть ждут.
И следователь безропотно сделал так, как ему велели.
Когда он вышел из юрты вслед за Джиной, буквально через полминуты, девушки он не увидел. Куда она могла деться за столь короткое время, так и осталось для Беликова загадкой.
А та была уже на заброшенной ферме и снова распоряжалась.
Собрав всех возле крыльца, Джина объявила отдыхающим, что срок их путевок истек и они прямо сейчас садятся в комфортабельный автобус и возвращаются домой.
Зомбированные вторично рукоплескали и благодарили администрацию отеля за отлично организованный отдых, после чего дружно погрузились в кузов КамАЗа со взорванной кабиной и затянули туристские песни.
Вопрос, кто повезет эту развеселую компанию, не возник. Из-под пола немедленно был извлечен маленький одноглазый зверек и усажен за отсутствующий руль.
— Павлик, ты справишься? — строго спросила Джина.
— Не сомневайся, Мать Хищная Птица, Павлик бедовый! Павлик — ого-го какой!
Самосвал так рванул с места, что поющие отдыхающие едва не вывалились из кузова.
— Эй, полегче! — прикрикнула Джина.
— Понял, прости…
Автобус медленно выезжал на бетонированный автобан.
— Быть боохолдоем — это так прикольно!
Парни со слезами на глазах махали отъезжающим, с которыми успели подружиться.
Хорошо то, что хорошо кончается…
На сотовый Есько позвонил Виктор Кронштейн и поинтересовался, все ли в порядке.
— Да, — ответил Степан Юрьевич, — заложники освобождены, похитители обезврежены.
— А как дух заарина? — спросил Кронштейн. — Сумели изгнать его из тела Марины Младич?
— Вы с ума сошли, Виктор Самуилович? — искренно удивился Есько. — Заарин, если не ошибаюсь, это высшая степень посвящения у бурятских шаманов, но таковых нет уже лет двести… А моя сотрудница Марина Младич рядом со мной сейчас, и никто, слава Всевышнему, в нее не вселялся.
Ошарашенный Кронштейн был и сам удивлен: что за дурацкие вопросы он задал минуту назад?
— Я, Степан Юрьевич, знаете, что решил? — спросил он.
— Что?
— Завтра же выезжаю автостопом в Китай. Хочу побывать на святой земле Тибета, возможно, там и останусь, уйду в монастырь.
— Вы что же, милейший, в буддизм ударились? — поинтересовался Есько с легкой издевкой в голосе.
— Так давно уже, — ответил Кронштейн со всей серьезностью, — больше пяти лет…
Джина с улыбкой слушала их разговор, затем, когда «аномальщик» убрал сотовый, сказала:
— Нам пора.
Все безропотно потянулись к дороге, где стояла теперь единственная машина — УАЗ Василия Шарменева.
Джина взглянула на улыбающегося во сне Гомбо. Ей сделалось интересно, чему или кому он улыбается. Скоро она это поняла. Гомбо наконец увидел во сне то, о чем мечтал: жену Дариму, дочку Урхан, семейную юрту и отару овец. Много ли нужно простому человеку для счастья? Чуть-чуть тепла, любви и море покоя…
Джина порадовалась, что интимных подробностей не увидела. Муж с женой только что закончили заниматься любовью, и теперь умиротворенный Гомбо лежал на шкурах, нежно обняв Дариму. Впрочем, умиротворение длилось недолго. Мужчина вдруг заерзал и, оторвавшись от женщины, пристально посмотрел ей в глаза.
— Когда будет самое главное? — спросил он.
— Оно было минуту назад, — с улыбкой ответила Дарима.
— Я не об этом, о другом, по-настоящему главном! — разозлился муж. — Ну, давай!
— Что тебе дать? — не поняла жена.
— Ах, у тебя нет ничего с собой…
Мужчина торопливо поднялся, отыскал в разбросанной своей одежде кожаные ножны, достал из них охотничий нож с широким, хорошо отточенным лезвием и протянул его жене.
— Зачем ты дал мне нож? — Привстав, она приняла оружие за ручку.
Гомбо опустился на колени перед ней.
— Бей сюда! — Он показал на левую сторону груди. — Смотри не промахнись, я не хочу мучиться.
— Зачем? — удивилась Дарима.
— Так надо! — настаивал Гомбо. — Бей же!
— Нет! — Она отбросила оружие в сторону. — Я не буду этого делать!
Гомбо поднял с пола нож, взвесил его в руке.
— Ни на кого нельзя положиться, все приходится делать самому, — пробормотал он и, размахнувшись, ударил себя ножом в сердце. Вероятно, немного промахнулся, потому что перед самой смертью успел прошептать:
— О, какая боль… какое наслаждение…
Эпилог
ЛУНА ВЫШЛА ИЗ ТЕНИ
08.00. Остров Ольхон
Китайского гастарбайтера звали Ю Цун. В пятом поколении он являлся прямым потомком того Цуй Пэна, что был правителем провинции Юньнань, но отрекся от бренного могущества, чтобы написать роман и создать лабиринт, где заблудился бы каждый. Тринадцать лет посвятил прапрадед Ю Пуна этим трудам, однако роман Цуй Пэна остался сущей бессмыслицей, а лабиринта так и не нашли…
Впрочем, все это напрямую к делу не относится, тем паче, после всех потрясений, что претерпела Поднебесная в XX веке, от крушения империи в 1911 году до позорной японской оккупации и череды кровопролитных войн и революций, в том числе и культурной, аристократическое происхождений Ю Цуна в XXI веке мало что значило.
Его история достаточно банальна. Несколько лет назад нелегально он приехал на заработки в Иркутск. После облавы и высылки из России вернулся обратно, и на то были веские причины. Его гражданская жена Чжоу Мэйхуа, тоже нелегалка, с которой он сошелся сразу после первого приезда, была на девятом месяце беременности.
