Отправившись дальше, друзья увидели, как прямо из огня на дорогу выбежала молодая женщина с грудным младенцем на руках. Машина остановилась, Джина распахнула дверцу.
— Садитесь!
Женщина села, прижав ребенка к груди. На погорельцев они были бы не похожи, кабы не копоть на лицах и одежде, которая, кстати, осталась абсолютно нетронутой. Фанатичным огнем горели одни только глаза женщины.
— Бог есть! — безапелляционно заявила она. — Я молилась и шла сквозь огонь, и он пощадил нас! Спасибо Тебе, Вседержитель! Благодарю Тебя, Дева Мария, заступница!
Прилетел пожарный самолет. Все, кроме матери с младенцем, вышли и смотрели, как он сбросил в огонь многотонную прорву воды без всяких, впрочем, для пожара последствий. Деревня Хандабай полыхала по-прежнему…
Машина останавливалась еще несколько раз, и салон теперь был битком набит погорельцами. Впрочем, странный огонь, выжигая все дотла, людям не вредил, ни на одном из них не было ожогов.
Они мчались, окруженные с обеих сторон бушующим пламенем, искры сыпались на машину сверху, но она, словно заговоренная, продолжала свой стремительный бег.
Джина больше не смотрела по сторонам. Место, где еще недавно стоял ее дом, они давно миновали. Ничего нельзя было сделать. Спрятав лицо в ладонях, девушка рыдала, причитая:
— Господи… господи… господи…
Внедорожник, проскочив сквозь полыхающую деревню, остановился за околицей возле кучки хмурых людей. Все вышли.
— Помощь не нужна? — предложил Стас.
Ему не ответили.
Дождь лил точно так же сильно, как в самом начале. К аммиачному запаху люди успели привыкнуть и носы более не морщили.
Домов десять-пятнадцать на этой улице еще оставались невредимыми, но пламя надвигалось, и людям, собравшимся здесь, предстояло увидеть, как странный пожар пожрет последние строения деревни. Но как раз этого и не произошло…
В одном из древних китайских мистико-религиозных трактатов есть упоминание о том, что раз в столетие выпадает такой день, когда причины меняются местами со следствиями, исполнение всеобщих физических законов вдруг нарушается, и происходят события удивительные и невероятные, а наиболее вероятные, напротив, не происходят вовсе. Этот сумбурный день выпал на 13 июня сего года, и оставшиеся до конца столетия почти девяносто лет мирные обыватели могут спокойно планировать свои мелкие дела, потому что ничего невероятного больше не произойдет. Лимит исчерпан.
Словом, огонь остановился и погас сам собой по всей деревне без суетливого вмешательства самозваного царя природы. Одновременно с этим закончился и дождь.
Нетронутыми на деревенской улице остались шесть домов, и еще один выгорел ровно наполовину. Границы странного пожара будто линейкой провели, и в этих границах сгорело буквально все: дерево, пластик, стекло и даже камень и металл. Казалось, и сама земля горела тоже.
Лишь зола да пепел, раздуваемые поднявшимся ветром, были теперь там, где стояла еще недавно деревня Хандабай, а прежде — бурятский улус с тем же именем. Но невероятным образом ни одно живое существо не пострадало. По пепелищу бегали с лаем собаки, кошки кричали псевдомладенческими голосами, мычали потревоженные коровы, блеяли, сбившись в кучу, напуганные овцы, даже и тараканы копошились в золе, невредимые…
Среди людей не было зарегистрировано ни одного хоть бы и пустячного ожога, но синяки и ссадины были, а один мужчина, убегая от огня, неудачно прыгнул с чердака своего дома и сломал ногу.
Впрочем, одна жертва все же была. Пару часов спустя прибывшие спасатели обнаружили на пепелище мертвую женщину восьмидесяти четырех лет. Как впоследствии установило вскрытие, она умерла от остановки сердца. Перепугалась до смерти старушка. Огнем же тело ее оказалось не тронуто совершенно…
Глава 8
ЭКСКАВАТОРЩИК
10.33. Поселок Хандабай. Стройплощадка
Петр Кириллович нажал кнопку джойстика, и ковш экскаватора мягко вошел в грунт. Другая кнопка — и кубометр глинистой почвы завис на пятиметровой высоте. Еще одно легкое движение — и содержимое ковша с грохотом вывалилось в стальной кузов самосвала КамАЗ.
Несколько минут высокопрофессиональной работы, и под завязку загруженная машина, выкашливая густой дизельный смрад, отъехала на десяток метров и встала. Из нее вышел Николай Зуев, пересел в порожний самосвал убиенного Федора Панкратова и поставил его под загрузку. Только после этого Николай вернулся в свой КамАЗ и наконец уехал.
Петру Кирилловичу осточертело играть в экскаваторщика, он теперь знал иные, более увлекательные игры, но что поделать? КамАЗ должен быть загружен, увы…
Петр Кириллович снова нажал кнопку джойстика, и ковш экскаватора мягко вошел в грунт…
Свой последний в этой жизни самосвал Онопко загрузил под проливным дождем. Не обращая внимания ни на потоки желтоватой, воняющей аммиаком воды, лившиеся с небес, ни на мгновенно возникшую почти непролазную грязь под ногами, он добрался до самосвала и влез в кабину. Не будучи профессиональным водителем, он достаточно сносно управлял любой машиной с двигателем внутреннего сгорания, от трактора до газонокосилки.
Между тем самосвал Зуева уже вывалил в овраг, что в двенадцати километрах от стройплощадки, без малого десять тонн фунта вместе с обезглавленным телом Федора Панкратова и бесформенными останками прораба Ивана Михайловича Барнадаева. Как только Николай совершил это действие, сознание в полной мере (в полной ли?) вернулось к нему, и он услышал мелодию звонка на своем сотовом. Приняв вызов, узнал, что деревня его горит, и, развернув самосвал, направил его в сторону Хандабая.
К слову сказать, на его мобильнике, как он выяснил позже, оказалось восемь пропущенных звонков от матери и жены.
Онопко с машиной Зотова разминулся. Подогнав к оврагу самосвал Панкратова, он свалил грунт на его же останки. Дело было сделано, и сознание, порядком, впрочем, измененное, вернулось к Петру Кирилловичу.
«Какого лешего я делаю за рулем КамАЗа? У меня и прав нет!» — была первая его мысль.
И еще он с отвращением вспомнил, что сейчас ему следует вернуться на объект, сесть за рычаги экскаватора и грузить, грузить…
В этот самый момент ему на сотовый и позвонил Зуев, сообщивший, что деревня горит, а потому он сегодня на работу не вернется.
Петр Кириллович убрал мобильник и задумался. Что ему вообще-то делать? На объекте экскаватор и два самосвала, но один водила умчался на пожар, а другой, Панкратов, куда-то пропал. Он, Онопко, неизвестно по какой причине сидит в его самосвале, его работу выполняет. Почему?
Надо заметить, что все случившееся у котлована, начиная с появления бывшего учителя, в памяти строительных рабочих полностью не сохранилось. Кое-какие обрывки все ж таки застряли в сознании, но в общую картину они не складывались и вызывали одно только раздражение.
