— Не умеешь, не умеешь! — закричал Петька. — Я так и знал!
— Тише! — зашипела Джина.
— Плавда, не умеешь? — Пашка был разочарован. — Я-то думал, ты меня научишь, а то я шлепнулся уже два лаза…
Они стояли на площадке между первым и вторым этажами. Девушка, дабы без нужды не огорчать подрастающее поколение, подхватила Пашку на руки и скатилась с ним по перилам.
— Ула! — закричал младший.
— Умеешь, — констатировал старший.
— А теперь на кухню — чай пить! — предложила Джина.
— Еще хочу кататься! — закапризничал Пашка.
— С шоколадом! — добавила весомый аргумент Джина и увела-таки мальчишек к маме и бабушке.
А те вцепились в детей — не оторвать.
— Ждите меня здесь, — сказала Джина и снова вышла в коридор.
Зуев понимал, что окружен, и порой в голову приходила здравая мысль: не то, что-то не то происходит вокруг, и, казалось, даже против его воли. Но Николай гнал эту мысль, и в голове снова, словно транспарант с кроваво-красными буквами, вспыхивала фраза:
«ОН НИКОГО И НИКОГДА НЕ ВПУСТИТ В СВОЙ ДОМ!!!»
Зуев вышел в коридор, распахнул окно с торца здания и изучил окрестности, глядя сквозь оптический прицел карабина. На расстоянии прицельного выстрела обнаружил троих бойцов в камуфляже. Возможно, их больше. Плохо…
С другого торца — четверо…
Из комнаты напротив он увидел еще троих. Очень плохо.
Обложили, суки!!!
Запертую только на задвижку дверь Джина нашла с торца здания у лестницы, ведущей в подземный гараж. Девушка отодвинула задвижку, приоткрыла дверь и, выглянув наружу, увидела самосвал, на котором приехал Зуев.
Стала рассуждать: он сидит у фасадного окна, значит, если пройти отсюда до кованой ограды, то вдоль нее, скрываясь за недавно высаженными деревьями и кустарником, можно незамеченными добраться до калитки, а там — свобода!
Джина прикрыла спасительную дверь, достала из заднего кармана мини-юбки сотовый. Включила его…
— Слушаю! — мгновенно ответил майор. Он остановился как вкопанный прямо напротив оконного проема. Поняв это, торопливо отступил под защиту стены.
— Джина? — подал голос оклемавшийся уже капитан, но майор только махнул на него рукой: не мешай, мол…
— Что у тебя, девочка? — спросил он в трубку.
— Зуев еще никого не убил? Я слышала выстрел…
— Нет. Говори наконец, что у тебя?
— Минут через пять с торца особняка вдоль ограды к калитке… — Джина прикинула и уточнила: — От вас с левого торца… пойдут женщины с детьми.
— Понял. Ты с ними?
— Я остаюсь. Попробую уговорить Зуева сдаться.
— Нет! — закричал майор, — Ты сошла с ума! Иди с ними!
— Все, отбой, — сказала Джина и отключила сотовый. Она сама знала, что сошла с ума. Нетактично ей об этом напоминать.
Обложили, суки!!!
Зуев вернулся к фасадному окну.
Расчехлил дробовик, проверил…
Гранаты рассовал по карманам — не слишком удобно, да ладно…
Присев у подоконника, стал смотреть в оптический прицел карабина. Из слухового окна на крыше коттеджа, что напротив, снова блеснуло. Говнюки продолжают наблюдать за ним из бинокля!
Сняв с предохранителя, в перекрестье прицела он поймал голову в каске.
Сместил чуть ниже…
Указательный палец лег на спусковой крючок…
Женщины и дети стояли у приоткрытой двери. Джина во второй раз повторяла, что и как они должны делать. Говорила для одной только бабки. Мать давно сделалась невменяемой. Прижав к себе младшего сына, она улыбалась, бессмысленно тараща глаза, и все кивала, кивала…
— Как только я уйду, сразу не бегите. Досчитайте до ста и — вперед! А я поднимусь на третий этаж и отвлеку Колю. Все ясно?
Бабка кивнула.
— А как же ты, Женька? Айда с нами.
— Я все-таки попробую уговорить Колю сдаться.
— Бог в помощь, — услышала Джина, уже когда поднималась по лестнице, и сразу за пожеланием громкий бабкин шепот: — Раз, два, три…
Указательный палец лег на спусковой крючок, когда Зуев за спиной услышал Женькин голос:
— Коля, я пришла. Ты звал.
Он поставил карабин на предохранитель, но из рук не выпустил.
— Заходи.
Джина понимала, что Николая Зуева, которого она знала, больше нет. В этом новом много осталось от старого — упрямство, бескомпромиссность, жесткость и даже жестокость, если речь шла о защите себя и своих близких. Но тот был вполне вменяем, а у этого — навязчивая идея. Он искренно верит, что особняк принадлежит ему, и как убедить его в обратном, девушка не представляла.
Сюда бы врачей и психологов, а не спецназовцев с автоматами и гранатометами…
Вот только не подпустит Зуев врачей ближе чем на расстояние выстрела, а значит, попробовать надо ей, Джине, семнадцатилетней девчонке, только что закончившей десятый класс.
— К окнам не подходи, — предупредил Зуев, — сядь у стены на паркет, он вроде чистый.
Джина села.
— А ты почему в одних носках?
Зуев пожал плечами.
— Тапки прохудились.
— И у меня…
Боец, чудом избежавший пули ниже каски, говорил по рации с майором, глядя в бинокль:
— Я их вижу… две женщины с двумя детьми… бегут… скрылись в кустах у забора…
— Девушки с ними нет?
— Нет.
— Ясно.
— Их снова видно — подбегают к калитке…
— Теперь я и сам вижу, отбой.
Майор, поменяв настройку, закричал в рацию:
— Петренко, Борисов, пошли, парни!
— Так точно, — ответил один из них.
Да они уже и находились возле ворот, и когда беженцы миновали калитку, Борисов махнул им рукой вправо. Они побежали к перекрестку, где их уже ждала машина, а бойцы, пятясь и держа на прицеле автоматов фасадное окно особняка, сопровождали их.
Эвакуация прошла успешно. Зуев в оконном проеме так и не появился.
Две задачи, одна важнее другой, стояли перед Джиной: отвлечь Зуева и убедить его сдаться. Судя по прошедшему уже времени, с первой девушка справилась и дети в безопасности, а вот вторая… Выполнение второй оставалось под вопросом.
— Да пойми ты, Коля, это не твой дом! — в который уже раз повторяла Джина.
— Мой!
Он не понимал, не желал понять очевидного.
