Федор стал спускаться в овраг к ближней куче грунта.
— Ты, главное, если мы что-нибудь найдем, сознание не потеряй. А то придется с тобой потом возиться, «скорую» вызывать…
— Вот еще… — Марина надула губки, — Грубый и нетактичный ты человек, Федя!
— Кстати, я давно хотел задать один нетактичный вопрос, с первого дня знакомства…
— Ну, задавай.
— Ты в курсе, что твоя фамилия созвучна фамилии известной французской актрисы недалекого прошлого, а ваши имена так вообще совпадают?
Лицо девушки сморщилась, как от зубной боли, она заговорила заученно, вероятно, не впервые:
— Во-первых, моя фамилия начинается с «М», а не «В», во-вторых, корни ее сербо-хорватские, а не франко-польские, в-третьих, я не люблю Высоцкого, в-четвертых, я брюнетка, а не блондинка, ну а в-пятых, она мне в бабушки годится по возрасту, эта ваша давно забытая актриса!
Барлуков пожал плечами:
— Время вообще-то относительно, а связывает вас лишь одно, но существенное свойство, вы обе красавицы, каждая в своем роде…
Усмехнувшись, Федор Барлуков со всего размаха вонзил лопату в грунт.
— В половине десятого утра мы втроем приехали в лицей за справкой для трудоустройства на время каникул… — начал Артем, но Стас перебил его:
— Нет, еще в машине ты нам свой стишок прочитал!
— При чем здесь это?
— Капитан велел не упускать ни одной подробности! — гордо объявил Стас. — Я и не упускаю. Как у нас в угро принято, все до последней мелочи, ибо эта мелочь может в итоге оказаться вовсе и не мелочью, а важной уликой, уличающей преступника. Правильно я говорю, товарищ капитан?
— Правильно, — улыбнулся тот, а Джина усмехнулась:
— Трепло ты, Стасик…
— Артем, ты, оказывается, стихи пишешь? — спросил Юрий брата.
— Пишу, — потупился тот.
— Ну-ка, прочти что-нибудь, только недлинное, извини, времени нет.
— Зачем?
— Ты же брат мой, мне все про тебя знать интересно.
Артему читать не хотелось. Кропание стихов, ежели, конечно, ты не Богом отмеченный известный поэт вроде Виктора Куллэ из Москвы или Александра Кабанова из Киева, казалось ему занятием постыдным, не мужским каким-то. Мужик должен дрова колоть, бетон таскать или, на худой конец, как брат, бандитов вязать, рискуя жизнью (это обязательно!). А стихи — ну, что стихи?
— Не ломайся, Тема, прочти то, что вчера, оно прикольное, — подбодрил Стас друга.
— Я уж лучше другое, как бы детское…
И он прочел.
ЧИЖ
У Чижа спросил я: «Чиж,
отчего ты все молчишь?»
Отвечает Чиж: «Молчу,
потому что так хочу.
Я тебе не Соловей.
Если хочешь, сам запей…
Извиняюсь, сам запой,
я тебе не Соловой!
И вообще, у нас, Чижей,
хочешь, пой, а хочешь, пей,
а не хочешь, так молчи…»
Отвернулся и: «Ап-чхи!»
Коротко обменявшись впечатлениями, слушатели пришли к выводу, что Артем не лишен таланта, но работать ему еще и работать. Брат его, капитан юстиции, кстати, заметил, что слова «соловой» в русском языке не существует и его, конечно же, надо заменить на существующее, а так стишок ничего себе получился, веселенький.
Словом, все было, как на любом обсуждении стихов, уложились, впрочем, в две-три минуты.
Далее Артем, не переставая краснеть, продолжил рассказ обо всем произошедшем в то роковое утро, а когда уже Джина вскользь упомянула о вечернем звонке дяди-шамана, доселе молчавший Степан Юрьевич Есько заинтересовался.
— Евгения, вы не могли бы вспомнить дословно, что сказал ваш дядя о Том, который восстал?
Джина закрыла глаза, сосредоточилась и спустя минуту произнесла, казалось, даже не своим, а измененным голосом с мужскими какими-то интонациями и от первого лица:
— …Пророчество исполнилось, и Он восстал. Я это почувствовал, но подумал, что, может быть, ошибаюсь… Лучше бы ошибся… девяносто девять лет прошло. Ровно девяносто девять лет…
— Очень интересно, — оживился Степан Юрьевич и, повернувшись к следователю, сказал: — Думаю, нам просто необходимо встретиться с Василием Шарменевым. Он знает ответы на все наши вопросы!
— Так уж и на все? — засомневался капитан.
— Вряд ли он составил бы конкуренцию Анатолию Вассерману в телевикторине, — усмехнулся Есько, — а вот то, что произошло здесь девяносто девять лет назад, ольхонский шаман, похоже, знает…
Над оврагом дождь вчера не шел, но над котлованом был, вероятно, его эпицентр. Грунт, привезенный оттуда, оставался до сих пор влажным, тяжелым и благоухал аммиаком, однако уже через полчаса работы штыковая лопата Федора Барлукова ткнулась во что-то инородное. Федор отложил лопату в сторону, встал, на колени и принялся разгребать землю руками.
— Нашел что-нибудь? — поинтересовалась Марина Младич, наблюдавшая за его действиями от машины.
— Сейчас посмотрим, — ответил Федор, хотя уже видел на поверхности светлый ежик человеческих волос. Это означало, что шеф оказался прав и трупы пропавших прораба и водителя здесь, в отвале.
Барлуков продолжил раскопки и вскоре обнаружил отделенную от туловища светловолосую голову водителя Панкратова. На щеке был теперь свежий порез от удара лопаты.
Барлуков посмотрел на девушку, которая все уже увидела и, непроизвольно отшатнувшись, прижалась спиной к дверце машины, прикрыв рот ладошкой.
— Отошла бы ты, барышня, в сторону, — предложил Барлуков.
Младич судорожно закивала, но с места не сдвинулась и взгляда не отвела.
Усмехнувшись, Барлуков отряхнул руки и достал из кармана сотовый телефон.
— Спасибо, Федор, — сказал Степан Юрьевич, выслушав отчет своего сотрудника, затем повернулся к Юрию Беликову: — Капитан, как я и предполагал, трупы в овраге.
— Оба? — уточнил следователь.
— Барлуков нашел голову водителя и перестал копать.
— Правильно сделал. Я вызываю оперативников, — сказал Юрий Беликов, доставая из кармана телефон.
Как ни уговаривал Артем Беликов позволить им вместе со Стасом сопровождать Джину на Ольхон, старший брат, тем паче находясь при исполнении, ответил категорическим отказом.
— Вы понимаете, парни, что на Ольхоне делать вам нечего, не отдыхать едем, да и ненадолго, а вот мать Джины Луневой тоже в опасности, — добавил следователь. — Я прошу вас встретить ее на проходной после работы и доставить домой в целости и сохранности.
С резонностью подобных опасений парни вынуждены были согласиться, а потому остались в поселке и обещали сделать все так, как им велел Юрий Беликов.
