— Вам не кажется, капитан, — уже в машине по дороге на остров заметил Есько, — что охрана из двух пацанов — это, знаете ли, как-то несерьезно.
— А я и не отношусь серьезно к этой мифической угрозе, — усмехнулся Беликов, выезжая на Качугский тракт.
— Зря. Она вполне реальна.
Следователь не изменил своего мнения, даже когда при подъезде к Баяндаю ему доложили по телефону, что в овраге найдены два обезображенных трупа, которые уже отправлены в морг на судебно-медицинскую экспертизу и опознаны как пропавшие строители: прораб участка Иван Михайлович Барнадаев и водитель самосвала Федор Иванович Панкратов.
Впрочем, как и следовало ожидать, капитан юстиции и отставник-«аномальщик» разошлись в оценке произошедших на стройке событий. Беликов считал, что найденные тела — первые жертвы убийц-маньяков Зуева и Онопко, Есько же предполагал присутствие на месте преступления кого-то еще, возможно, главного персонажа, активная деятельность которого и послужила причиной всех дальнейших смертей.
Беликов усмехнулся.
«Похоже, — подумал он, — подполковник на пенсии нашел себе развлечение в виде „аномальной“ лаборатории…»
Он вообще не слишком представлял, зачем он, потратив целый день, едет на остров и какие реальные результаты может дать беседа с ольхонским шаманом, почти наверняка шарлатаном или сумасшедшим, как все эти пресловутые экстрасенсы, мать их…
Глава 25
ВНУК ПЯТНИСТОГО ВОЛКА
11.11. Усть-Орда
В самом начале XIX века по Восточной Сибири распространился слух, что в северной тайге на берегах Витима и его притоков найдено золото. Одни, бросив семьи, потянулись в тайгу «стараться», другие зарабатывали более легким способом.
Предприимчивый бурят из улуса Кукунут Хахалов решил поселить на дороге к Витиму своего сына Бадму. Дабы торговля пошла бойчее, он женил сына на русской девушке Анне из Тугутуйска. Православный ее отец не согласился отдать дочь за язычника, а потому Бадму перед свадьбой окрестили. Тугутуйский священник при крещении нарек его Петром и поделился своей фамилией — Татаринов.
Осматривая на пару с отцом место для поселения, новоявленный Петр Татаринов с пренебрежением заметил:
— Ну и место, кругом болото, грязь, хархана (кустарник).
— Ничего, сынок, — ответил ему отец, — зато здесь будет золотое дно.
Действительно, местность была неуютной: кочки, болота, заросли жимолости и тальника. Никто здесь раньше не селился.
Петр с отцом, выбрав местечко посуше у слияния рек Ордушки и Куды, поставили избу, кузницу и баню. Так и зажили молодые Татариновы на новом месте. Народ стал заезжать. Отец по окрестным селам и улусам скупал фураж, продукты и одежду, сын перепродавал. А обратно, ежели удачливый старатель с золотишком шел, да загулял? Всяко случалось… Работа в кузнице тоже давала доход. Подрастали сыновья и помогали родителям.
Деревня Харганай, так ее назвали, быстро росла, и долгое время не было здесь других фамилий, кроме Татариновых.
Это легенда. По версии же ученого-топонимиста Мельхеева, до 1837 года на этом месте стоял бурятский улус Хужир, что означает в переводе «солончак», «солонец». Название связано с засоленностью почвы — летом в сухую погоду земля покрывается белесоватым налетом соли.
Рядом с Хужиром с начала XIX века находилась Усть-Ордынская почтовая станция в один двор, которую еще называли «Швед» из-за того, что когда-то ее содержал шведский военнопленный. Со временем село, основанное как перевалочный пункт и почтовая станция, выросло и преобразовалось в аймачную столицу Усть-Орда, современный центр Усть-Ордынского бурятского национального округа.
Все эти доступные сведения Нину Павловну Забазнову не интересовали, однако при подъезде к поселку женщина отметила, что местность глаз не радует: кочки да кустарник, хотя возле домов — огороды. Исконные кочевники в последние десятилетия переняли у русских и приусадебное земледелие. Впрочем, надо отметить, полукровок и чистых русских издревле было в поселке немало.
Добравшись из Иркутска до Усть-Орды на пригородном автобусе за час с небольшим, Нина Павловна сразу нашла улицу Советскую (везде до сих пор есть улицы Советские!!!). Николай Петрович Мунхажаев тоже оказался дома. Восьмидесятилетний высохший, как мумия, старичок пригласил ее пройти и только уже за чаем спросил о цели визита.
— Я завуч хандабайского лицея, — пояснила Нина Павловна. — На педсовете было решено учредить музей истории, и вот я здесь, чтобы расспросить вас, Николай Петрович, о событиях, произошедших в Хандабае около ста лет назад.
Педсовета, конечно же, никакого не было, да и о музее дальше разговоров дело не двигалось, однако завуч пребывала в полной уверенности, что приехала именно для этого.
— Тогда я еще не родился, хотя по моему виду, наверно, можно подумать обратное, — улыбнулся старичок, — и в Хандабае я никогда не бывал. Я не знаю, чем могу быть вам полезен.
— Насколько мне известно, — возразила Нина Павловна, — ваш родной дед был самым деятельным участником вышеназванных событий. Он был шаман по имени Пятнистый Волк, если я не ошибаюсь.
— Да, так его звали, — кивнул старик. — Он умер еще до моего рождения.
— Примите мои соболезнования. — Нина Павловна склонила голову, однако Николай Петрович усмехнулся — опечаленным он не выглядел.
— Для меня он всегда был мертвым дедом.
— Может быть, вам что-то рассказывал отец?
— Ничего. Он ведь и сам принял шаманское посвящение в начале двадцатых годов. Хорошо, что вовремя опомнился, почуял, куда дует ветер… Отец одним из первых вступил в колхоз «Красная Усть-Орда», только потому живым и остался. Хотя ненадолго. В сорок втором он погиб под Москвой, а спустя год погиб на фронте и мой единственный старший брат.
— Братья или сестры у вашего отца есть? — после положенной паузы спросила Нина Павловна.
— Нет, отец единственный сын, первенец. После его рождения дед ушел из семьи, жил отдельно. У шаманов такое случается.
— А вы сами были женаты?
— Да, но жена умерла десять лет назад, а детей Бог нам не дал. С тех пор я остался совсем один. Но ненадолго, надеюсь. Мой улус в Нижнем мире полон друзьями и родственниками, они ждут одного меня, — Старик снова усмехнулся. — Скорей бы… поди, заждались…
— В той легенде, что дошла до наших дней, — продолжила расспросы завуч, — фигурируют еще шаман по прозвищу Полярная Сова и шаманка Сорока. Вы что-нибудь слышали о них? Каковы их настоящие имена?
— Про Полярную Сову старики говорили, что он был, как я теперь, одинок и бездетен и умер еще до революции. А Сорока… она тоже давно умерла.
— Дети у нее были?
— Да, сын Атан Шамбуев, лет на двадцать старше меня. Он еще до Отечественной войны переехал в Иркутск. Я его никогда не видел и ничего о нем больше не слышал, в Усть-Орду он не вернулся. Говорили, что погиб на фронте.
