— Ритуал, кстати, показан там вполне достоверно, впрочем, утрировано все, как это принято в Голливуде, — продолжал Есько. — Так вот, у меня есть знакомый бывший иеромонах Иоанн, в миру Виктор Самуилович Кронштейн, экзорцист…
— Православный монах с такой фамилией? — удивился Беликов.
— В этом нет ничего необычного, во-первых, а во-вторых, он, кажется, полукровка, но считает себя русским. Вообще интересная у Кронштейна судьба. В начале девяностых основал фирму, которая вскоре сделалась одной из крупнейших в городе. — Есько назвал ее. — Может, слышали?
Беликов кивнул:
— Сеть мебельных магазинов, оптовая торговля продуктами питания и алкоголем, сеть закусочных, навязчивая реклама на местных телеканалах… Но всего этого в последнее время что-то не видно.
— Ну да. В тысяча девятьсот девяносто девятом году он продал свою преуспевающую компанию вместе со всеми своими квартирами и машинами и накануне двухтысячного в ожидании скорого светопреставления оказался в православном монастыре, причем, вероятно, благодаря своему подвигу сделался способным изгонять из человека злых духов.
— Деньги-то он куда дел?
— Этого никто не знает.
— А почему вы назвали его бывшим иеромонахом? — спросил Беликов.
— Виктор Кронштейн расстрига. Рассказал в интервью журналисту какого-то столичного желтого издания, то ли газеты «Жизнь», то ли «Московский комсомолец», о коррупции в монастыре. В результате настоятелю архимандриту Иоаникию ни холодно ни жарко, как с гуся вода, а иеромонах Иоанн лишен сана и отлучен от церкви.
— И чем он будет нам полезен, этот диссидент от православия?
— Можно отлучить от церкви, от Бога никакой буллой отлучить невозможно. Кронштейн искренне верующий человек, тем паче лет пять назад я лично видел его в деле. Он обладает силой профессионального экзорциста.
— Я думал, это ритуал западных христиан, — сказал Беликов.
— Да, в Римско-католической церкви он наиболее развит. С тысяча восемьсот восемьдесят четвертого года в основе католического чина лежит заклинание папы Льва Тринадцатого против сатаны и мятежных ангелов. Но не отвергается экзорцизм и в православии, да и как его отвергать, если в Новом Завете Иисус Христос и святые апостолы неоднократно изгоняли бесов?
За окнами справа в просветах лесополосы замелькали в свете фар могильные кресты и надгробия. Беликов по-прежнему гнал свою «японку» на максимальной скорости.
— Все ясно, — сказал он. — Нам вообще-то куда надо? Где он живет, ваш расстрига-бессребреник?
— Мы где сейчас? — спросил Есько, всматриваясь во тьму за окнами.
— Александровское кладбище проезжаем.
— Проехали! — воскликнул «аномальщик». — Разворачивайтесь, Юра! Кронштейн в отшельники подался. Я заезжал к нему месяца полтора назад. Живет в благоустроенной землянке сразу за кладбищем со стороны садоводства.
— Он, значит, бомж? — Притормозив, Беликов развернул машину.
— Кронштейн человек последовательный. Ежели отдавать, так уж все.
— Брать, так банк, любить, так королеву, а раздавать, так до последней копейки. — Беликов усмехнулся. — Нет, молодец мужик, честное слово! Был миллионером, сделался бомжем… Где еще, кроме России, такое возможно?
Припарковавшись на обочине, к землянке пошли пешком — не подъехать. Спустя пять минут, подсвечивая сотовым телефоном, Есько отыскал на небольшой поляне в лесу неподалеку от кладбища деревянный люк с прибитой к нему дверной ручкой. Место вокруг оказалось обжитым: сложенный из нескольких кирпичей очаг, журнальный столик, кресло-качалка, поодаль гора смятых жестяных банок из-под пива и колы.
— Он неплохо устроился, — осветив телефоном поляну, оценил Беликов. — Хозяйство, меблировка… В кресле он, вероятно, «New York Times» почитывает в промежутках между молитвами…
— Зря смеетесь, Юра, — сказал Есько. — Английский он знает почти как родной, а еще и немецкий…
«Аномальщик» подергал люк за дверную ручку — заперто. Постучал.
— Виктор Самуилович, откройте, пожалуйста! Это я, Есько Степан Юрьевич!
Минуту было тихо, затем что-то упало и загремело, судя по звуку, медный таз, после чего наконец раздался голос:
— Кого мне Бог послал? Назовитесь еще разок, не расслышал со сна!
«Аномальщик» повторил.
— Степа, друг, как ты вовремя!
Лязгнул засов, и люк отворился.
— Спускайся, Степа, милости прошу! Мне как раз бухануть не с кем!
Есько нахмурился:
— Этого-то я и боялся. Он в глубоком загуле и вряд ли поможет нам в этом состоянии.
— Почему вы так решили? — спросил Беликов.
— Когда он трезв, обращается к собеседнику по имени и отчеству, пьяный «тыкает» всем без разбору. Совершенно меняется сознание у человека.
— Давайте все-таки посмотрим…
Вниз вела вертикальная лестница, достаточно удобная и надежная, из строганой доски-сороковки. Спустившись, гости оказались, к удивлению Беликова, действительно в благоустроенном жилье. Есько не преувеличил нисколько. Землянка была просторной, примерно три на четыре метра, глубиной около двух, так что стоять можно было в полный рост. Потолок — обтесанные бревна.
Каким-то образом оказались здесь массивный антикварный сервант красного дерева, столь же древний, но крепкий на вид круглый стол, раздвижной диван, трюмо с большим зеркалом и советского еще производства цветной телевизор. Позже, удивленный, как все это могло протиснуться в узкий проем, Беликов спросил и узнал, что мебель с городской свалки принесли бомжи, теперешняя паства иеромонаха, и опустили в землянку еще до того, как положили накат из бревен.
В красном углу висели иконы с горящей под ними лампадой. Но больше всего Беликова поразило электричество: плоский светильник на потолке и несколько розеток. Впрочем, ларчик просто открывался. В двух шагах от землянки проходила линия электропередачи, а среди набожных бомжей со свалки нашлись в том числе и электрики.
— Степа, да ты не один! — порадовался хозяин землянки с удобствами. — Это замечательно, Бог троицу любит!
Теперь Беликов рассмотрел наконец и Кронштейна. Пьяным он не выглядел, хотя перегаром и попахивало. Одет был в черную монашескую рясу, уже при них надел на шею большой серебряный крест. Худой, высокий, чуть сутулящийся, черты лица он имел стандартные, хоть карикатуру с него рисуй: горбатый нос, впалые щеки, черные волосы, высокий лоб и полные тысячелетней печали выпуклые семитские глаза. Лет ему было около пятидесяти пяти.
После церемонного знакомства Кронштейн усадил гостей за стол. По причине того, что Беликов за рулем, хозяин сварил ему кофе, а Есько отвертеться не удалось, пришлось выпить за встречу рюмку, к очередному удивлению капитана юстиции, далеко не самой дешевой водки. Вероятно, бывший миллионер не имел нужды менять старые привычки.
