Ярос грузно завалился вперед, подогнув шею. Мефа сбросило,
протащило по камням… Все еще не понимая, что случилось, Буслаев вскочил, тщетно
пытаясь нашарить оружие или хотя бы отбежать, но упал. Тело яроса еще
продолжало дергаться. Последним затих хвост.
Тобул подошел, деловито толкнул яроса ногой и склонился над
ним с серповидным клинком. Когда минуту спустя он распрямился, в руке у него
было крупное, с хорошую дыню, сердце. Ната мутным взглядом посмотрела на
сердце, продолжавшее сокращаться в руках у стража, и, позеленев, согнулась.
Тобул подошел к Мефу и с размаху вложил в его ладонь
брызжущее кровью сердце.
– Отнеси его Лигулу! – сказал он и пошел прочь.
Туман рассеялся. Мефодий увидел, что страж ищет и поднимает
протазан и «утреннюю звезду».
– Мне очень жаль… – сказал Меф. Тобул даже не
повернулся, лишь закаменел спиной.
– Иди! – повторил он.
Меф не запомнил, как возвращался. Помнил только, что шел он
долго. Мертвый ярос лежал почти у горловины. По случайности смерть застала
чудовище там, где они увидели его впервые. Откуда-то взявшиеся гвардейцы и
егеря расступались, пропуская Мефа. Даже грузный Барбаросса, хмыкнув, шагнул в
сторону.
Перешагивая через две ступени, Меф поднялся к креслу. Гервег
поспешно отодвинулся, чтобы его не забрызгало кровью. Лигул беспокойно
завозился. Глава Канцелярии показался Мефу неожиданно маленьким, скукоженным,
похожим на куль с тряпьем.
Мефодий прошел мимо него и уронил сердце к ногам Прасковьи,
смотревшей на него с любопытством. Тяжелое сердце глухо шлепнулось о камни,
сократилось в последний раз и затихло. «Просто шмат сырого мяса!» – подумал
Меф.
– Это тебе, держи! – сказал Буслаев и устало
повернулся, собираясь уйти.
– Обожди! Ты забыл получить награду! – неожиданно
услышал он голос горбуна.
Меф безразлично махнул рукой. Он не обернулся бы, не
прозвучи в голосе Лигула злорадство. С неожиданной резвостью горбун вскочил,
схватил сердце яроса и рассек его кинжалом. Кинжал на что-то наткнулся, и Меф
услышал неприятный звук.
– А вот и твой дарх, который ты так любезно пытался
подарить Прасковье! – горбун довольно осклабился, что-то поддевая
зазубриной.
Блеснула залитая кровью сосулька. Спираль гипнотически
двигалась, вкручивалась в мозг, подчиняла. Мефодий опустился на колени. Не
потому, что пожелал этого – голова вдруг закружилась, и он понял, что иначе
упадет. Мир перед глазами смазался в тусклую акварель. Горбун шагнул к нему,
поднимая руки. По щеке Мефа скользнула цепь. Ледяная тяжесть легла ему на шею.
Меф не мог оторвать от дарха взгляда. Медленно и мучительно
вращаясь, сосулька, казалось, пыталась вкрутиться ему в грудь и извлечь из нее
нечто, надежно укрытое.
По губам Лигула скользнула понимающая улыбочка. Он,
казалось, отлично знал, что происходит.
– Год назад я попросил егерей выследить крупного яроса
и пустить ему в сердце стрелу, использовав выбранный для тебя дарх как
наконечник. Дарху полезно напитаться кровью низшего даймониума. Да и даймониуму
это не доставляло особых мук. Эти твари исключительно живучи.
Меф слышал его слова, но не понимал их. Боль растворяла
смысл. Он пытался рывком встать, но всякий раз падал на колени, понимая, как
жалок сейчас. Его самой большой мечтой было сохранить равновесие. От Прасковьи
полыхнуло короткой волной участия. Меф попытался повернуть к ней лицо, но все
смазывалось. Дарх продолжал вращаться. Мефу смутно мерещилось, что его конец
пытается изогнуться, как щупальце.
Кто-то подхватил Мефодия под локоть и рывком поставил на
ноги.
– Разве ты не видишь: он не готов это принять! –
услышал Меф гневный голос Арея.
Горбун лицемерно заморгал.
– Тебе известны правила, мечник. Дарх нельзя сдать
обратно. Теперь хочешь ты того или нет, Буслаев, но твой дарх должен получить
первый эйдос или он заберет твой.
Глава 3
Бутербродоносец
Хорошие люди всегда немного застенчивы. Только по этому
признаку можно формировать окружение.
«Книга Света»
На улице Ирка внезапно поймала себя на том, что собирает
всех собак. Первыми к ней приблудились два больших кудлатых пса, похожих между
собой, как близкие родственники, только один из них был белый с черными
пятнами, а другой цвета грязного песка. Про себя Ирка назвала их «братики».
Метров через триста приблудился третий пес – широкогрудый, мощный, с короткой
шерстью. В нем ощущался замес породистого ротвейлера с простой и здоровой
дворняжной кровью.
«Ты будешь Качок», – решила Ирка.
Спустя две минуты к ним присоединилась молодая, длиннолапая
собака. Она была поджарая, с виду сильная, но неуверенная и пугливая, с
поджатым хвостом и опущенной головой. Ирка недолго думая назвала ее «Мошкин».
Братики и Качок обнюхали Мошкина и великодушно разрешили ему присоединиться к
стае. При этом Качок грозно щелкнул зубами: знай, мол, место! Братики же
остались равнодушны.
После Мошкина подошли еще двое. Один из них – огромный как
медведь, медлительный пес, определенно изготовленный на базе ньюфаундленда. Он
был в ошейнике, с ухоженной и чистой шерстью. При этом, куда подевался его
хозяин, так и осталось неизвестным. Ирка не мудрствуя так и назвала его –
«Медведь». С чувством собственного достоинства Медведь мельком обнюхал Мошкина
и, не обращая внимания на остальных, занял место впереди своры. Качок хотел
возмутиться и покачать права, но передумал и только на всякий случай показал
зубы.
Квартала через два стая выросла до двух десятков собак.
Кто-то присоединялся, кто-то отставал, вспоминая о срочных делах, так что Ирка
уже не пыталась придумывать им имена. Только отметила, что в стае появился и
свой чудик – нелепая дворняжка с короткими лапами и неожиданно толстым
туловищем, которое животом почти цепляло землю. Чудик жался сзади, и всякая новая
собака считала своим долгом рявкнуть на него, упрочивая свою власть. Чудик был
такой нелепый, что даже Мошкин приободрился и ощутил себя почти героем.
Если первое время Ирка еще сомневалась, что собак собирает
именно она, то вскоре сомнения исчезли. Свора существовала автономно, сама по
себе, но вместе с тем в тесной связке с Иркой. Псы бежали сзади, на
почтительном удалении, не пытаясь приблизиться, но особо и не отставая. Иркино
главенство признавалось по умолчанию. Куда бы она ни поворачивала, свора следовала
за ней. Не след в след, порой отставая, чтобы погнаться за кошкой или облаять
прохожих, но все же определенно признавая, что она главная.
«На охоту идут, а я у них вожаком!» – поняла Ирка.
