Вновь Ирка стала человеком уже на закате. Она стояла на
мелководье. Виски ныли. Руки по привычке пытались ударить по воде птичьим
движением. Икры сводило. «Кажется, я перекупалась. Интересно,
валькирия-одиночка способна простудиться в середине лета или для этого
требуется отдельное везение?» – подумала Ирка, сглатывая, чтобы проверить, не
болит ли горло.
Она вышла на берег и оделась. Антигон стоял, послушно
отвернувшись, и назойливо приглашал комаров садиться ему на шею.
– Кусайте меня, собаки страшные! Лопайте! Жрите! –
приманивал он с надрывом.
Комары садись, впивались и падали замертво.
– Двадцать восемь… Двадцать девять… – считал
Антигон. – Милости просим! Жрите меня, гости дорогие! Налетай, пока я
добрый! Буду злой – сам догоню и покусаю!
– Почему комары дохнут? – спросила Ирка
подозрительно.
Антигон горделиво зашмыгал носом.
– У меня кровь ядовитая, елы-палы! Потому как у мамы
дедушка вампир был… Не таковские мы, вампиры, чтоб кто попало у нас гемоглобин
тырил! – сказал он.
Перед обратной телепортацией Ирке захотелось пройтись. Она
поднялась на покатый песчаный холм. На вершине холма сидел мужик в синей
бейсболке и решительно терзал колбасу, отгрызая ее молодыми зубами прямо от
палки.
Ирка прошла было мимо, но Антигон узнал его.
– О, бутербродоносец Бэтлы! – воскликнул он с
насмешкой.
Паж Бэтлы перестал жевать и хмуро уставился на кикимора,
поигрывая палкой колбасы, как дубиной.
Ирка подбежала к нему.
– О, привет! Ты ко мне? Как ты меня нашел?
Мужик в синей бейсболке замычал, знаками показывая, что
отыскать Ирку было не особо сложно. Набитый рот поневоле делал его
малоразговорчивым.
– Фто ифет, фот фегда файфет. Флафное ифкать уфорно…
Пфостите, фосфожа!.. Фофему фы фак смофрите на фою кофбасу? Ффе фтрафно! Фас
накорфить? – спросил он.
Ирка не стала отказываться. После превращений она всегда
испытывала дикий голод. Водоросли и улитки, которых наглотался лебедь, в расчет
не шли. Они исчезли вместе с лебедем. Оруженосец встал и распахнул куртку. Его
пояс представлял золотую середину между поясом монтажника и охотничьим
патронташем. Вот только вместо гранат там торчали йогурты, бутерброды,
шоколадные батончики и колбасные палки. Был даже термос с широкой крышкой.
– А что в термосе? – спросила Ирка.
– Макароны «Макфа». Моя хозяйка… в общем, она решила
следить за фигурой. А тут именно такой случай: и мне варить быстро, и она не
растолстеет, – бодро, как бывалый официант, выпалил уже дожевавший
бутербродоносец.
Ирка кивнула и позволила вручить ей тарелку и вилку,
обнаружившиеся у пажа во внутреннем кармане. Вилку Ирка по привычке
простерилизовала взглядом. От бутербродоносца это не укрылось, и он отвел
глаза, пряча улыбку. «Кажется, он видел, как я лопала водоросли. Тоже мне гигиенистка
нашлась!» – выругала себя Ирка и стала быстро есть.
– Меня послала Бэтла. Она просит вас быть
осторожной, – сказал паж, когда тарелка наполовину опустела.
Ирка фыркнула. Толково продумано: накормить, а уже после
сообщать неприятные новости.
– Чего я должна опасаться? Что случилось? –
спросила она.
– Пока ничего. Только дурные предчувствия. Но интуиция
мою госпожу никогда не подводила! Бэтла – валькирия спящего копья. У нее
постоянно вещие сны. Конечно, некоторые издеваются, но на деле все понимают,
что это дар. Верите?
– Верю, – просто сказала Ирка.
Бутербродоносец кивнул. Он был доволен, что неприятное
поручение выполнено.
– Удачи, валькирия-одиночка!..
Паж взмахнул палкой недогрызенной колбасы и растаял в
воздухе, оставив слабый запах лаврового листа и специй. Ирка доела «Макфу»,
размышляя над его словами. Угроза. Но какая? Откуда она исходит? Если у нее
есть враги, то кто? Не лучше ли узнать это заранее?
– Слушай, ты не боишься, что Арей тебя убьет? –
спросила Ирка у Антигона.
– Почему?
– Ну ты у него эйдосы выкрал. У раненого. Такие вещи не
прощаются!
Кикимор стряхнул с шеи дохлого комара.
– Встретит – так убьет, а специально искать не
будет, – сказал он легкомысленно.
– Такое оскорбление! Эйдосы, которые он собирал
столетиями, лучшие, отборные, утрачены!
– Оно-то так. Да только кто я для него? Так, мелочь на
службе у света. Если ты, ослабев, полуживой, будешь лежать у погасшего костра и
тебя укусит хорек, то означает ли это, что ты потом нарочно будешь выслеживать
именно этого хорька или просто возненавидишь походы в лес в целом?.. Скорее
второе, чем первое! – Антигон помолчал, шевеля губами, поразмыслил и не
без ехидства добавил: – Скорее уж он тебя прикончит, госпожа, я же твой слуга!
* * *
Обратная телепортация совершилась без осложнений. Когда
золотистый обод опал, Ирка увидела, что стоит в очерченном круге точно между
столбами «Приюта валькирий». Чуть правее и чуть левее – и ее голова вросла бы в
столб. Ирка улыбнулась. Она любила риск и знала, что так будет.
По канату она ловко вскарабкалась в «Приют», откинула люк и
была встречена суетливым писком. Со стола, стульев и даже с гамака посыпались
крошечные кегельные шары серого цвета.
Как первые мыши попали в «Приют», неизвестно. История об
этом умалчивает. Но, видно, рассохшиеся столбы не помеха для цепких мышиных
лапок.
Робкое и застенчивое мышиное семейство пришло зимой, в
крещенские морозы. Две испуганные мышки шуршали в углу. Был лес, был снег, был
холод – а тут вдруг тепло, пахнет едой, потрескивает печка-буржуйка. То ли
мышиный рай, то ли просто глюки. Ирка бросала им куски хлеба и переживала,
помнится, когда случайно попала в одну из мышей отгрызенным куском сыра. Вот
она – рука профессиональной метательницы копья. И не целишься – так не
промахнешься. Мышь, однако, уцелела и сырное оскорбление простила.
Дня два мыши бестолково толклись на виду, привыкали. А затем
вдруг куда-то исчезли. Их не было видно, но их деятельное присутствие ощущалось
под полом. Ирка забыла о них. Зима и весна выдались напряженными. Стражи мрака,
валькирии, Меф, Багров, Двуликий…
Если мыши и рассчитывали исчезнуть весной, с первым теплом,
то лишь первое время. Весной у них не оказалось никаких особо важных дел, и
мыши великодушно решили остаться. К тому времени их было уже не меньше двух
десятков – дети, первые внуки и прочие забредшие на минутку и поселившиеся
насовсем родственники.
