– Я понятия не имел, что он его боднет. Но так этому
идиоту и надо. Бесконтрольного истерика простить можно. Он хотя бы не ведает,
что творит. А вот контролируемого нельзя, – убежденно сказал Меф.
Даф не понравилось, как это было произнесено. Слишком
непреклонно, с сознанием безусловности собственной правоты. Стражей света с
первых курсов учат, что категоричность опасна и узка. Осуждая других, невольно
выдаешь собственное несовершенство. Становишься эдаким сверхчеловеком, право
имеющим. Наполеончиком с кариесом и пивным животиком.
– А ты что, всем судья? Неприятно быть наследником
мрака, – сказала Даф.
Она заметила, что Меф задет, но не жалела, что сказала.
Правда всегда предпочтительнее лжи. Хотя правдой тоже надо размахивать
аккуратно. Правда – тяжелая дубина, которой при неосторожном обращении легко
просадить голову и ввергнуть человека в пучину уныния.
* * *
Через полчаса проголодавшийся Меф вновь стал заманивать
Дафну в кафе.
– Ну уж нет! Торчать в духоте – слишком большая жертва
для этого вечера.
Даф уселась на спинку скамейки на Тверском бульваре. Давно
замечено, что у парковых скамеек на московских бульварах именно спинка самое
вменяемое место. Низ же грязен и страдает хроническим отсутствием досок.
Пристроившись рядом, Меф жестом фокусника извлек из воздуха
две чашки горячего шоколада и два шашлыка.
– Я шашлык не буду, – отказалась Даф.
– Почему это?
– Потребляя мясо, мы тем самым поощряем убийство.
Становимся его соучастниками. Пожираем боль и страдание бедных животных.
– Допустим. Но одновременно мы дарим жизнь новым
коровам, – резонно заметил Меф.
Не поддаваясь на философские уловки, он с аппетитом поедал
шашлык.
– Как это «дарим»?
– Сама подумай. Никто не стал бы разводить коров из
любви к коровам как таковым. Ну, может, десяток маньяков в мире. Это же не
персидские кошки.
– А молоко? Масло? – возразила Даф.
– Для молока коров надо меньше раз в пять. А свиней
вообще не нужно. И индеек. Если бы их перестали есть, они бы исчезли. Ни один
фермер не стал бы заморачиваться. Осталось бы штук сто по зоопаркам. «Смотрите,
детки, это свинья, а это индейка! С тех пор как люди поголовно стали давиться
салатом, они занесены в Красную книгу!» – сказал Меф, и Дафна вновь не нашлась,
что возразить.
С тех пор как Меф освоил риторику мрака, спорить с ним стало
невозможно. Дафне все чаще казалось, что она не справляется. Не она тянула Мефа
к свету, но он постепенно прививал ей свои взгляды. Голодная Даф покосилась на
шампуры в руках у Буслаева, и страдания бедных коров перестали казаться ей
такими ужасными. Ей пришлось напрячь волю, чтобы отвернуться и начать пить
горячий шоколад.
– Уйди, гаденыш! Сейчас сумкой по голове дам! –
сердито крикнул кто-то.
Мефодий и Даф одновременно обернулись. Вихляя бедрами, к ним
направлялся суккуб Хнык – он же Хныкус Визглярий Истерикус Третий собственным
персонажем. Ему грозила кулаком старушка с перекошенным от негодования лицом.
Разболтанной походкой Хнык приблизился к их скамейке и из вежливости
остановился шагах в трех. На заштопанном лице суккуба боролись страх и
наглость. Женская половина рта посылала непрерывные улыбочки, мужская же была
тверда и иронична. Даф порой задумывалась: неужели никто из смертных не видит,
что это существо состоит из двух неловко сшитых половин?
– Больная женщина! Уж и обнять нельзя! – сказал
Хнык с видом оскорбленной невинности.
– Чего тебе надо, суккуб? – строго спросил Меф.
– Я просто мимо проходил… Гулял. Приятного аппетитца, к
слову сказать! – произнес суккуб с обидой.
Меф заглянул в чашку с горячим шоколадом. При приближении
суккуба шоколад покрылся пленкой зеленоватой плесени.
– Гуляй дальше! – отрезал Меф.
Даф примирительно коснулась ладонью его колена. Она
прекрасно знала: ни один суккуб не подойдет просто так, без цели.
– Садись, Хнык! – сказала она ласково.
Опасливо косясь на Депресняка, суккуб выбрал глазами место
почище и опустился на краешек скамейки.
– Подержите, нюни мои, кисочку! Как-то она на меня
подозрительно смотрит, – попросил он.
– Как хочет, так и смотрит! – вновь нагрубил Меф.
Хныкус Визглярий Истерикус Третий нервно тронул гвоздику в
петлице.
– Ну ладно, ладно… А я ведь правда гулял. Смотрел на
прохожих и думал: «У каждого из них есть тайный порок. Гнильца. Надо увидеть ее
и дать развиться, чтобы она превратилась в нарыв. И тогда – бац! – эйдос
струйкой гноя выбросит мне точно в руки», – сказал он.
– Мечтать не вредно, – сказала Даф.
Суккуб огляделся.
– Я практик. Мне известно, что, если тянуть за ниточку
страстей, можно привести человека куда угодно. Гнильца же есть у каждого. Что
за примерами далеко ходить? Видите ту девушку, молодой хозяин? Хорошенькую, с
темными волосами, на которую все заглядываются?
– Какую? – заинтересовался Меф.
– Да вон идет в нашу сторону. Ну как? Ничего? –
коварно спросил суккуб.
– Не крокодил, – осторожно признал Меф.
Все же Дафна была рядом.
– Угу-угу, не крокодил… – насмешливо согласился
Хнык. – Не только вы так думаете, хозяин! Смотрите, сейчас тот парень с
сумкой обернется… Интересно, он обернулся бы, если б знал, что эта милашка
катается по полу и бьет мать по лицу скрученной майкой, если та без разрешения
уберется у нее в комнате?
Им пришлось замолчать, потому что девушка уже проходила мимо
их скамейки. Смутно ощущая, что говорят о ней, она быстро взглянула на них.
– Ну так, может, не надо в ее отсутствие там убираться?
Может, она думает, что мать рылась в ее вещах? – спросил Меф, позволив
девушке отойти.
Даф взглянула на него с беспокойством, зато Хнык необычайно
воодушевился.
– Вот и я говорю, что рылась, нюни мои! Протрет губкой
стол и на пять сантиметров сдвинет зарядку для телефона или учебник по
экономике. Гадина такая! Не майкой ее, а табуреткой! С разворота! – заорал
он.
Дафна и Мефодий переглянулись. Меф пожал плечами, словно
говоря: «Я же знал, что он доставать будет, а ты просила не прогонять».
– Чего тебе надо, Хнык? Ты же не просто так
притащился? – решительно спросила Дафна.
