– Я не о том! Ты их коснулся!
– Твоей флейты я тоже касался, – сказал Меф.
Он не понимал пока значения происходящего.
– Моя флейта – другое. Я твой страж-хранитель. А сейчас
ты коснулся ихфлейт! И тебе понравилось! Но тише! Здесь – больше ни
слова! – прошептала Даф.
Ее глаза лучились счастьем. В них Меф снова видел тот
залитый солнцем лес.
Оставив, наконец, в покое портрет Лигула, Улита подобрала
мешковиной обе упавшие флейты, тщательно их завернула и спрятала в стол.
– Прозрачно намекаю, что сегодня на работе никого не
держу. Арею нужно отдохнуть! – заявила она. – Мошкин, не кажется ли
тебе, что ты забыл о чем-то важном? Не навязчив ли ты? Не утомил ли меня своим
присутствием?.. Вихрова! Ты-то у нас девушка умная, найдешь, как себя
развлечь!.. Чимоданов, где Зудука? Иди взорви чего-нибудь, не маячь!.. –
принялась распоряжаться ведьма.
Меф ждал, пока и до них дойдет очередь.
– Буслаев, чего ты тут топчешься? Иди стой на кулаках!..
Дафну возьми с собой! Пусть поработает подставкой для секундомера!.. Завтра
утром жду всех на работе в восемь ноль-ноль. Если к десяти ни одна скотина,
кроме меня, не притащится, всех сглажу насмерть. Кого не сглажу – прокляну. В
общем, все кыш!.. Не мешайте шефу отдыхать, а его покинутой секретарше ронять
слезы в аквариум.
Однако настрадаться всласть Улите не удалось. С улицы
раздался знакомый треск двигателя. Ведьма метнулась и настежь распахнула дверь.
В пяти метрах от резиденции мрака на чихающем выхлопами мотоцикле сидел Эссиорх
и нетерпеливо колупал пальцем краску на знаке: «Стоянка запрещена».
– Привет! – сказал он, улыбаясь.
Сложно сказать, почему он не слез с мотоцикла. Должно быть,
скрутил подставку по привычке скручивать с байка все, что не имело прямого
отношения к разгону и торможению.
Улита рванулась было к нему, но взяла себя в руки.
– А, это ты?.. Ну, привет! Я тебя не ждала! –
сказала она небрежно.
– Конечно, не ждала! Просто летела к дверям так, что
сшибала людей как кегли. Оно и понятно: когда весишь, как танк – все, что легче
слона, за препятствие не засчитывается, – громко произнесла Ната.
Она знала, что в присутствии Эссиорха убивать ее ведьма не
станет. Вечером же и подавно не станет: Улита – дама вспыльчивая, но не
злопамятная.
– Танковых людей не бывает! – укоризненно произнес
Эссиорх, ловко переводя разговор из опасной диетологической плоскости в
философскую.
– Как это не бывает? Учите матчасть, дядя! –
удивилась Вихрова.
– Не бывает. У танка куча уязвимых мест: днище,
бензобак, гусеницы, смотровая щель, пушка и так далее. А у человека-танка
уязвимых мест еще больше. Он и грустит не реже других, и страдает, и минуты,
когда хочется поджать лапки, у него бывают. Слабые они и беззащитные, эти
танковые люди, – убежденно сказал хранитель.
Ната фыркнула, на автомате обожгла Эссиорха огненным
взглядом и удалилась, по привычке охмуряя прохожих мужского пола в возрастной
нише от четырнадцати до восьмидесяти четырех лет.
– Свадебные шарики пошли! Скатертью дорожка! –
напутствовала ее Улита, но тотчас, выбросив из головы Нату, запрыгнула на
мотоциклетное седло позади Эссиорха.
К ним, негодующе шагая, уже спешил толстый гаишник. Мало
того что Эссиорх остановился там, где остановка запрещена, но и мотоцикл у него
был без глушителя и номерных знаков.
– Полицейский, подойдите сюда! Посмотрите на меня
внятным и осознанным взглядом! Где тут у вас можно выпить чаю и вообще
перекусить? – задорно крикнула ему Улита.
Мотоцикл рванулся и пропал в дымном облаке. Когда бензиновая
завеса рассеялась, обнаружилось, что мотоцикла нет не только поблизости, но и
на обозримом расстоянии. Изумленный гаишник проглотил свисток. Хоть мотоциклы и
не боятся пробок, ни один мотоцикл не может исчезнуть так быстро.
Напоследок Дафна успела обменяться взглядами с Эссиорхом и
безошибочно поняла, что хранителю есть что сказать ей. Интересно, получилось у
него что-нибудь? Хотя поручись за нее свет, дар бы уже вернулся и она испытала
бы то счастливое, невыразимое удовольствие, которое ни с чем нельзя спутать.
– Как же я хочу летать! – сказала Дафна
Депресняку. – Никто не может представить как. Очень-очень-очень хочу!
Глава 10
Лучше быть тормозом, чем газом
Сам он не торжествовал победы. Ибо удавшееся дело тотчас же
влечет за собой следующее; кто не хитростью добивается успеха, а честно
зарабатывает его, тот даже не чувствует победы, а еще меньше опьянения.
Генрих Манн. «Зрелые годы короля Генриха IV»
Эссиорх мало-помалу вновь привыкал к Москве. После прохлады
райского сада пыльная июльская Москва казалась шумной и бестолковой. Он уже не
верил, что мог сюда рваться, и усомнился в своем психическом здоровье.
Правда, здесь не летали катапультируемые гномы, а в кронах
стриженых тополей не сидели снайперы-эльфы, однако и без них хватало назойливых
звуков. Машины на забитых дорогах непрерывно гудели, точно за громадный руль
засел единый коллективный психопат.
Еще весной смутно ожидалось, что летом все разъедутся в
отпуска и город хотя бы немного опустеет. Ничего подобного. Москва, казалось,
наполнилась еще больше, и людские массы тугими волнами перекатывались по ее
проспектам, улицам и площадям.
А тут еще к Эссиорху явилась сердитая муза и постучала его
крылатым костылем по голове. Эссиорх вспомнил, что уже сто лет ничего не
рисовал, и ему стало неловко. Он купил холст и только-только установил его, как
вдруг раздался звонок в дверь.
Эссиорх сделал неосторожное движение и опрокинул на ногу
мольберт. Отступил на шаг и свалил выхлопную трубу, которая до этого момента
благополучно удерживалась от падения недели две. Хромая, он добрался до двери и
открыл.
На пороге стоял Корнелий – покрытый веснушками
очкарик-курьер из Эдема. В правой руке он держал клетчатый чемодан,
окончательно исчезнувший из магазинов в середине семидесятых годов двадцатого
века и сохранившийся исключительно в медленно обновляемых запасниках Эдема.
Эссиорх мысленно позавидовал стражам, которые в отличие от хранителей могли
являться на землю в собственном обличии.
– Э-э… – сказал Эссиорх.
Ничего другого он произнести не успел. Корнелий отшвырнул
чемодан, благополучно повисший в воздухе, и потряс ему руку. Его юное лицо
выражало такую безграничную радость, что Эссиорх устыдился, что не обрадовался
ему в первую минуту.
