Видя, что его все равно тащат, «самый красивый котенок на
земле» угрожающе поднял лапу и выпустил когти, которые легко могли продрать
стальную дверь.
– Подумай о последствиях и раскайся! На самом деле ты
добр и отзывчив! – напомнила Даф.
Сложно сказать, насколько глубоким было раскаянье кота, но
когти он убрал.
– Чудная фраза! Я у тебя ее официально
уворовываю, – одобрила Улита. – Теперь я тоже буду всем говорить:
«Подумай о последствиях и раскайся! На самом деле ты добр и отзывчив!» А какой
учительский голосок!
Даф кивнула. Они с Улитой отлично ладили, хотя ведьма
постоянно выступала в роли провоцирующего начала, а Даф – начала
умиротворяющего. Сама Даф в такие минуты с гордостью ощущала себя океаном
спокойствия, в котором гаснут, безуспешно пытаясь вонзиться в его воды,
огненные стрелы.
С котом в руках Даф поднялась наверх. Меф уже сидел на
подоконнике в гостиной второго этажа.
– Как жаль, что я не могу спуститься с тобой в
Тартар, – сказала Даф.
– Это единственная хорошая новость, – заметил Меф.
– Хорошая?! – оскорбилась Даф, желавшая быть с ним
везде и повсюду.
– Просто отличная. Если бы Лигул затащил в Тартар еще и
тебя, я охотился бы уже не на яроса!
Мефодий спрыгнул с подоконника и привлек Даф к себе, однако
не учел, что у нее в руках Депресняк. Негодующее шипение дало ему понять, что
адскому котику не очень нравится, когда его зажимают. Меф отпустил Дафну. И
вовремя. По лестнице с топором под мышкой топал угрюмый Чимоданов. За ним,
упорная, как оса, бежала Ната.
– Ты теперь всегда с ним будешь? Маленький мальчик
топорик нашел, клея нюхнул и в школу пошел? – едко допытывалась она у
Чимоданова.
Мошкин, как обычно, замыкал шествие, думая о чем-то далеком.
То ли боролся со страхами, то ли размышлял, кому завещать шест, водолазки и
джинсы.
– Что, моя идея отправиться спать назло Лигулу стала
всеобщей? – поинтересовался Меф.
– В самую точку! – сказала Ната и громко хлопнула
дверью.
Закрывать двери спокойно она не умела. Видно, на энный год
обучения мраку такие сложные дисциплины еще не проходят.
* * *
Меф провалился в сон, как в прорубь. Мгновенно засыпать и
так же мгновенно просыпаться он научился около года назад, потратив на это кучу
времени и сил. Это оказалось куда сложнее, чем, допустим, работать двумя
кинжалами против меча или взглядом проникать за запертые двери.
Правда, чего-чего, а препятствий Меф не боялся. Неудачи
только заставляли его концентрироваться, возбуждая азарт. «И таланта никакого
нет, одно упрямство! Сделает лицо коробкой и лезет! Его бьют – он снова лезет!
Не получается буква, полтетради измазюкает. В остальном же – крайне усредненный
ребенок!» – некогда говорила Зозо школьный психолог – вумная тетя в розовой
кофточке, любящая фиалки, конфеты в красивых коробках и бородатых одиноких пап.
Зозо не дарила конфет, не носила бороды и, увы, даже не была
папой – все это делало ее для психолога личностью малоинтересной, и она не
особо церемонилась с ее материнской гордостью.
Когда несколько часов спустя чья-то рука коснулась плеча
Мефа, он решил, что за ним пришел Арей. Рывком Меф сел в постели, едва не
столкнувшись с кем-то головами. В комнате царил мрак, не нарушаемый даже
уличными фонарями, однако Меф неплохо видел и в темноте. Смешно быть наследником
того, чего ты не видишь.
На краю кровати сидела Дафна. Голос ее выцвел в темноте и
казался бесконечно уставшим.
– Я не спала. Теперь я окончательно уверена: это
ловушка. Утром произойдет что-то страшное.
– Будем посмотреть, – сказал Меф, используя старую
и запыленную шутку.
Он ободряюще коснулся ее колена, но Даф точно и не заметила
прикосновения.
– Мне не нужно ни на что смотреть. Я знаю… Чувствую,
как чувствуют укол до того, как игла вонзится. Ты уверен, что не хочешь бежать?
Возможно, я смогу умолить свет. Тебя защитят… Лигул и его слуги не найдут тебя
нигде, а найдут, их встретят златокрылые.
Меф упрямо сомкнул губы.
– Да-да, я знала, что ты откажешься… – поспешно
сказала Даф. – Тогда другое. Тут ты уже не скажешь «нет». Когда
страж-хранитель кого-то любит – а я люблю тебя даже больше, чем должен любить
страж, – он может передать свой дар. Это последний дар, который у меня
остался теперь, когда я разлучена с крыльями и маголодиями.
Что-то вспыхнуло у нее в ладони. Тьма трусливо забилась по
углам. Ослепленный Меф закрыл глаза и не успел отстраниться. Даф быстро
протянула руку и коснулась пальцами его лба. А мгновение спустя он
почувствовал, как светлое, легкое, не обжигающее пламя охватило его голову.
Обод живящего огня пробежал по вискам, сомкнулся на затылке и растаял. Меф
ощутил запах лаванды.
– Ну вот ты и принял мой дар! Я знала, что ты его
примешь! – радостно сказала Даф.
У нее в руке Меф увидел маленький кленовый лист. Он уже
погасал. Трусливая тьма сомкнулась вокруг, бросившись из углов, как стая
шакалов. Но лист не позволил ей уничтожить себя. Он растаял, и пальцы мрака
сошлись на пустоте.
Даф сидела со счастливым и опустошенным лицом человека,
который отдал все, что имел, но не жалеет об этом.
– Теперь у меня нет ничего. Если ты когда-нибудь
разлюбишь меня или предашь, я умру, – сказала она просто, точно сообщала
случайному прохожему который час.
– Что это был за лист? – тихо спросил Меф после
короткого молчания.
Когда тебе делают подарок, надо уметь принять его просто и
благодарно.
– В Эдеме растет платан. Знаешь, бывают платаны с корой
белой, как человеческая кожа? Кажется, под ней пульсирует кровь дерева. Первый
лист, который упадет с платана, передает тому, кто его поймал, дар. Но при этом
лист не должен коснуться почвы, или дар уйдет в землю. Некоторые торчат у
дерева месяцами и все равно не успевают перехватить первый падающий лист.
Сложно подгадать момент, а ускорять его нельзя.
– А ты как поймала? – удивился Меф.
Даф улыбнулась.
– Я и не ловила. Он запутался у меня в волосах. Этот
дар был у меня уже довольно давно, а теперь он твой. Жаль, конечно, что его
нельзя разделить на двоих, потому что и на двоих хватило бы.
– Что это за дар? – спросил Меф.
Он чутко прислушивался к себе, но пока не замечал ничего
нового.
