– Надо было другой стороной шарахать! – огорченно
сказал Чимоданов.
– А нельзя было раскрутить?
– Раскручивают девчонок, а приемники шарахают, –
сказал Петруччо авторитетно.
Меф уже уходил, когда Чимоданов, которого тянуло общаться,
вдруг спросил:
– Слушай, тебя милиция на улице останавливает?
– Нет.
– А меня останавливает. Раза два в день точно. «Куда
идешь?» – спрашивают. Какое им дело куда? – пожаловался Петруччо.
– Еще бы. Как тебя не остановить? Идет взъерошенный тип
с боевым топором, в попугайской рубашке, подстриженный в стиле «Не пытайте
меня! Я все скажу!».
– С топором я редко хожу. Во всяком случае, не
всегда, – буркнул Петруччо.
С остальным он спорить не стал. Только энергично почесал
лоб. Майорские погоны встопорщились, как крылышки у бройлерного цыпленка.
Оставив Чимоданова, Меф продолжил свою бесцельную прогулку.
Хотя нет. Цель все же существовала. Сегодня она формулировалась примерно так:
обойти вокруг Садового кольца и постараться ни разу не подумать ни о чем
неприятном.
Минут десять спустя Буслаев вышел на набережную и,
облокотившись на черные, недавно окрашенные перила, глянул вниз. Яуза понуро
влачила в бетонных берегах свои воды. Вид у реки был измученный. Она напомнила
Мефу человека, который упал в лужу, попытался отчиститься, но лишь втер грязь и
теперь с ненавистью к самому себе тащится домой, брезгливо ощущая, как чавкают
ботинки и липнут к ногам мокрые брюки.
Дарх провис на цепи, качнулся над водой. Следуя внезапному порыву,
Меф наклонился, перевесился через перила и нагнул голову. Под тяжестью дарха
замешкавшаяся цепь скользнула по затылку и понеслась вниз, к воде.
– Бульк! Непредвиденная случайность! – зачем-то
сказал Меф, хотя никто пока не заставлял его оправдываться.
На всякий случай он стиснул зубы, ожидая неминуемой боли,
которая должна была захлестнуть его в момент разлуки с дархом. Однако больно не
было. Все прошло на удивление легко и гладко. Слишком легко и слишком гладко.
Ему даже не захотелось прыгнуть в Яузу вслед за цепью. Меф нахмурился, смутно
понимая, что так просто ничего не бывает.
«Может, это оттого, что дарх сейчас в воде, а вода
нейтрализует магию?» – подумал он, прикидывая, что дарх, как порождение
Тартара, не слишком дружественен земным стихиям, особенно упорной и миролюбивой
воде.
Яуза оставалась по-прежнему спокойной. Буслаев только
приблизительно сумел бы определить сейчас место, куда упал дарх. Меф быстро
пошел к метро. Сделал шагов тридцать и телепортировал, понимая, что слишком
взбудоражен, чтобы продолжать путь пешком.
* * *
Меф был уже на Большой Дмитровке, когда перед носом у него
что-то пронеслось. Он ощутил упругий толчок ветра. В дверь резиденции вонзился
дротик. Меф перекатился, уходя с линии следующего возможного броска, и выхватил
меч. Меч Древнира покинул ножны неохотно. Он раньше Мефа понял, что рубить
некого. На наследника никто не нападал.
Меф выругал себя. Интуиция не сработала. Никакого
предвидения опасности. Может, причина в том, что дротик намеренно был пущен
мимо? Буслаев подошел к дротику и, не прикасаясь, осмотрел его. Судя по всему,
это был заговоренный дротик, пущенный с расстояния километров в тридцать.
Недурной бросок, да еще при отсутствии прямой видимости. К рукояти, которая еще
дрожала, была привязана записка:
«Надо увидеться. Валькирия-одиночка».
Меф улыбнулся. Он прожил на свете почти шестнадцать лет, но
никогда его не приглашали на свидание таким оригинальным способом.
«Примазывается она, что ли? Знает, что я ощутил ее
присутствие в том доме рядом с Даф?» – подумал он.
– Придется писать ответ, а то твоя хозяйка
обидится! – сказал он дротику.
Час спустя Ирка сидела с Антигоном за столом и собиралась
пить чай. Она уже протянула руку к сахарнице, когда прямо в центр жестяной
тарелки, пригвоздив ее к столешнице, воткнулся топор. Это был удачно
подогнанный метательный топорик с двумя лезвиями – нечто среднее между боевым
топором и секирой. Послан топор был тоже километров с тридцати, не меньше. Нет,
Меф умел владеть не только мечом. Его ответная записка была короткой и состояла
всего из одного слова.
«Когда?» – было написано краской на топорище.
Ирка просияла. Антигон, вскочивший на стол и воинственно
размахивающий булавой, был удивлен. Повелительница, которую на его глазах едва
не убили, вела себя загадочно.
– Это от Мефа, – сказала Ирка.
– Мерзкая хозяйка, как-то вы очень довольны! У вас
что-то есть с этим Осляндием Слюняевым? – негодуя, спросил Антигон.
– Нет и не может быть. Ты что, забыл кодекс валькирий?
– Я-то нет, а вы, видно, да, хозяйка. Эффектное начало
любовной переписки, – фыркнул кикимор.
– Ты-то что в этом понимаешь?
– Я-то как раз понимаю. Моя жуткая бабушка
переписывалась с моим кошмарным дедушкой подобным образом. Правда, они
бросались выпотрошенными мышами. В более поздней и запущенной стадии брака перешли
на табуретки… Но опять же так круто, сразу с копий и топоров, они не
начинали! – укоризненно заявил Антигон.
Ирка слушала его вполуха. Написав фломастером несколько
слов, она спустилась в люк по канату, закрыв глаза, определила, где сейчас
Буслаев, и послала ответ.
Меф читал на втором этаже резиденции мрака, когда
метательный нож пригвоздил его подушку к спинке кровати. Протянув руку, он
сдернул с лезвия бумажку, сообщавшую:
«Завтра вечером».
Ирка еще не вскарабкалась в «Приют», когда тот же нож перерубил
веревку. Ирка упала. Веревка свалилась сверху, задев ее по щеке. На нож,
который валькирия нашла в траве, был насажен клочок бумаги с единственным
словом:
«Лады».
Буслаева нельзя было назвать говорливым. «Второй Матвей!
Всего-то два слова – «Лады» и «Когда?», а я ему целых шесть. Не просто экономия
речевых средств, а подлое скупердяйство», – прикинула Ирка с обидой. Она
ощущала себя дурочкой. Причем болтливой и увлеченной дурочкой, что было вдвойне
неприятно.
Меф тем временем снова читал. Он перелистывал страницы,
стараясь ничего не упустить, чтобы руна школяра не настигла его возмездием, и
одновременно нервничал, что не знает, где сейчас Дафна и о чем так долго может
говорить с ней Эссиорх.
