В слово «этот» Ната сумела вложить зашкаливающую дозу
негодования.
– Ты о ком? О некромаге, на которого не действуют твои
рожицы? – бесцеремонно спросил Меф.
Вихрова попыталась дать ему подзатыльник, но Буслаев
пригнулся.
– Ну и где этот слабоумный Мамай? Сейчас я не прочь
проехаться с ветерком! – крикнула Ната и, выскочив на дорогу, замахала
руками.
Мамай появился почти сразу. У джипа был измятый вид. Под
правым дворником торчал номерной знак грузовика. Заметно было, что хан не терял
времени даром.
Всю обратную дорогу Ната утверждалась. Жертвами ее
страстного взгляда стали четыре специалиста по наружной рекламе,
устанавливающие у дороги щит, три гаишника и двадцать два шофера, по вине
которых произошло огромное количество мелких аварий.
Глава 14
Новый фаворит
Метод мрака – истомить, измотать человека множеством мелких,
досадных, но в сущности ерундовых наскоков и, лишив сил, нанести единственный
выверенный удар.
«Книга Мрака»
Дафне с каждым днем становилось все хуже. Если в первые дни
это видел только Мефодий, то теперь это замечали все. Даже Арей хмурился,
мрачнел и как-то, не пожалев пачкать о такую дрянь меча, сгоряча зарубил
насмешника-суккуба, попытавшегося явиться к нему в облике Даф. Прежде суккуб не
раз проделывал этот фокус, и всякий раз ему сходило с рук.
Глаза у Даф запали. Под ними появились синие тени. Волосы,
прежде невесомые, взвивающиеся к потолку при всяком легком дуновении ветра,
тускло и тяжело лежали на плечах. В движениях появилась несбалансированность.
Они то замедлялись, то становились слишком быстрыми, суетливыми.
Яд убитой Депресняком мавки начал уже разлагать ее сущность.
Дафна вспыхивала без всякого повода, кричала на Мефа, на Мошкина, а за обедом
запустила в Улиту тарелкой, когда та сказала, что есть мясо с кровью, конечно, замечательно,
но лучше все же добавлять в кровь немного мяса.
Мефу тоже приходилось непросто. Раньше Дафна вытягивала его
из пучины уныния, теперь же она повисла на нем якорем, и уже Мефодий вынужден
был вытягивать Дафну и сидеть с ней ночами. Она то проваливалась в забытье, то
рывком садилась на кровати и, глядя на Мефа невидящими глазами, говорила:
– Я желаю от человечества только одного. Чтобы оно
оставило в покое меня и всех, кто мне дорог. Я выхожу из человечества
добровольно. Слабоумные ублюдки, которые изобретают ракеты, убивают детей и
животных, рубят леса, выкачивают из земли ее недра, – мне не братья.
Меф не понимал, к кому обращены эти слова и почему Дафна,
страж света, считает себя частью человечества. Хотя он и не пытался этого
понять. Он знал, что уже через пять минут Дафна начнет требовать сырого мяса, а
если не дать ей мяса, вцепится зубами себе в руку.
Бывало и другое. Дафна, прежде не боявшаяся смерти, теперь
начала ее бояться. Как-то под утро она вдруг вскочила и, уставившись в пустой
темный угол комнаты, где клубком змей ползали неясные тени, спросила:
– Нас убьют? Скажи: убьют?
Она провела ладонями по своему телу – молодому, сильному и
теплому телу, пульсирующему жизнью. Грустно и тяжело расставаться с телом. Даже
со старым и дряхлым, едва таскающим ноги – больно, унизительно и мучительно.
Если уж и со старым телом не расстаться, то что говорить о другом – дышащем
жаром и юностью?
Меф, как мог, успокоил ее.
– Ты не умрешь. Что за ерунда? – сказал он.
«Я за тебя эйдос отдам!» – хотел добавить он, но промолчал,
почувствовав, как дарх, точно учуявший что-то сторожевой пес, звякнул цепью.
Нет, не стоит говорить ничего лишнего! А то еще, пожалуй, Тухломон встанет,
вставит тощие ноги в узенькие туфли и припрется с блокнотом. Не хотелось
беспокоить старичка.
Сам Меф не сломался до сих пор лишь благодаря воле, которая
была у него как стальной трос. Даже когда он пытался поджать ноги, воля не
давала ему упасть, держа его прочно, как альпиниста держит его страховка.
Дарх измучил его так, что Меф не ощущал уже даже боли и
относился к дарху с молчаливой холодной ненавистью. Сам он старался спать как
можно меньше, зная, что однажды может не проснуться. Дарх не выпустит его из
пелены сна и будет терзать кошмарами, пока он не отдаст ему эйдос.
Бывали минуты и даже часы, когда Мефодий подолгу смотрел на
свой дарх. Тот тоже выглядел ссохшимся, как стручок гороха, и шевелился гораздо
меньше, чем раньше. Продолжительный голод истомил и его. Буслаев и его дарх
смотрели друг на друга, как обессиленный тигр и изголодавшийся пятиметровый
удав, запертые в одной клетке. Одно неуловимое, никем больше не замеченное
движение, и они сплетутся в узел смерти.
Дни шли. Меф не считал их. Зачем? Что это меняет? Разве счет
дней делает его лучше или хуже? Возвращает здоровье Дафне? Помогает бороться с
дархом? Так продолжалось, пока однажды утром Мефодий не ощутил вызов Эссиорха.
В первую минуту он отмахнулся от него, но хранитель был настойчив.
Тогда Меф взял с собой Дафну, которая тащилась за ним, то и
дело останавливаясь и дергая руку, как упрямившийся ребенок, и отыскал Эссиорха
в сквере. Хранитель сидел к ним спиной на верхней ступени уличной лестницы, по
которой кто-то то и дело проносился на роликах. Буслаев и Дафна подошли к нему.
Эссиорх даже не обернулся. Опытный хранитель не смотрит глазами. Глазами можно
лишь уточнить впечатление – не более.
Рядом с Эссиорхом Меф обнаружил радостного молодого человека
с веснушками. Точнее, молодой человек обнаружился сам. Он подошел к Мефу и
толкнул его в грудь. Очки молодого человека задиристо блестели.
– Я Корнелий! А тебя я знаю! Ты Мефодий Буслаев!
Немедленно сдавайся или отсчитывай шесть шагов. Я покажу тебе, как…
Эссиорх мысленно заткнул ему рот носком, за мгновение до
этого исчезнувшим с ноги узбека, продающего газеты метрах в пяти от них.
Корнелий стал отплевываться. Узбек с удивлением шевелил голыми пальцами.
– Не обращай внимания! – устало сказал Эссиорх
Мефу. – Это новый связной света! Если бы он сражался на дуэли со всеми,
кого вызывает, Москва была бы уже завалена трупами.
– Ты трус и негодяй! Я тебя тоже вызываю! Вначале тебя,
а потом Буслаева! Или буду драться сразу с двоими! – заявил Корнелий
Эссиорху.
К Корнелию, подозрительно приглядываясь, подошел узбек и
грубо вырвал у него из рук свой носок. Корнелий и его вызвал на дуэль. Теперь
он собирался сражаться сразу с троими. Эссиорх успокоил его и насильно усадил
на скамейку.
