– Надо думать, что и светлая удаляется вместе с тобой.
Ждать от нее прощального букета явно не приходится.
Арей все еще был подозрительно спокоен. Убийственно спокоен.
Мефу это не нравилось.
– Да. Дафна тоже уходит, – подтвердил Меф.
Мечник удовлетворенно кивнул.
– И ты, конечно, сумеешь защитить ее, прокормить, ну и
так далее? Как ты понимаешь, мрак не будет содержать изгоев, – заметил
Арей.
– Я сумею защитить ее. Уничтожу всякого, кто попытается
причинить ей вред, – самонадеянно сказал Меф.
О «прокормить» и прочих «так далее» он предусмотрительно не
заикался.
– Прямо-таки всякого? – вежливо переспросил Арей.
– Да. Даже если это будете вы, – неосторожно
брякнул Буслаев.
Меф так и не понял, что произошло. Кажется, его рубанули
ножнами меча по шее и тотчас краем ножен ткнули в печень. Без единого звука, с
одним коротким выдохом, Меф повалился на пол. Когда он разогнулся, то
обнаружил, что Арей уже занес над ним меч.
Меф понял, что сейчас будет удар – и не ошибся. Арей нанес
его. Это был хладнокровный добивающий удар сверху вниз. Клинок Арей направлял
большим пальцем левой руки, правой рукой ускоряя рукоять. Меф услышал глухой
удар и звук, как будто что-то раскололось.
Буслаев закрыл глаза.
Прошло несколько секунд, и он вновь открыл их. Арей спокойно
стоял над ним. «Я жив?» – подумал Меф недоверчиво. Осторожно повернувшись, он
понял, что клинок вонзился в пол в трех сантиметрах от его шеи.
Мощная рука сгребла Мефодия за ворот и поставила его на
ноги.
– Не сомневаюсь, что сумеешь защитить. Только не болтай
об этом. Лучше защищай! – посоветовал Арей.
Меф кивнул. Голова еще кружилась, и перед глазами было два
Арея, которые то отдалялись, то приближались.
– Ты понимаешь, чем рискуешь, порывая с мраком? Не
факт, что свет примет тебя. Да если и примет, не сможет защитить, –
напомнил мечник.
– Знаю, но мне все равно, – сказал Меф.
Арей, не возражая, опустил голову.
– Это ответ либо человека отважного, либо дурака. Я
почему-то больше склоняюсь ко второй версии. Никто даже при огромном желании не
нагадит нам так, как мы сами себе нагадим совершенно бесплатно. Понимаешь, о
чем я?
– Не особо, – сказал Меф.
Мечник удовлетворенно кивнул. Лицо у него было откровенно
насмешливым. Примерно так смотрит умный старший брат на младшего, который в
десятый раз за год собирается уйти из дома. Ну уйдет, пошатается по друзьям,
переночует на вокзале и вернется под предлогом, что забыл зарядник для телефона
или что-нибудь в этом духе. Ну давай, давай, топай, сам же приползешь!
Все же сквозь насмешку проступало и нечто другое. На дне
глаз Арея, Меф мог поклясться, было беспокойство, пусть недоверчивое, но
беспокойство, что Мефодий сумеет выстоять и никогда не вернется.
– Лигул уже нашел новую повелительницу мрака. Если она
его не устроит, пусть берет Чимоданова. Чемодан возьмется рулить мраком хоть
сегодня, если ему откроют свободный доступ к динамиту, – сказал Буслаев.
– Ты разрешаешь? Свысока советуешь мраку, как ему
поступить? Очень любезно, – поблагодарил Арей.
Он отвернулся. Меф понял, что никаких напутственных слов не
услышит. Военный оркестр комиссионеров и прощальные слезы суккубов отменяются.
Разговор окончен. Заявление об уходе никто размашисто подписывать не станет, да
и какое тут может быть заявление?
– Прощайте! – сказал Меф.
– До встречи! – не оборачиваясь, уронил Арей.
Стараясь сберечь решимость, как сберегают для себя последний
патрон, Меф пошел к дверям. Он шел медленно, как человек, который ждет, что его
окликнут.
На пороге Меф обернулся. Взгляды всей канцелярии были
устремлены на него. Вот ошеломленная Улита сидит на своем столе, прямо на
бумагах. Вот Ната с Чимодановым, которые от удивления, что Меф уходит, и уходит
всерьез, даже перестали грызться. Нет одного только Мошкина.
На улице Меф остановился. Оглянулся на освещенный
четырехугольник окна второго этажа. Способность видеть сквозь магическую
преграду у него сохранилась. В окне маячил силуэт Евгеши. Мошкин стоял к окну
боком и, не замечая Мефа, брился, покрыв свое розовое лицо пеной. Брился явно
первый раз в жизни, неумело, но решительно. Брился и явно страдал от
невозможности спросить кого-нибудь: я ведь бреюсь, да?
Это был почти символ.
«Детство кончилось», – подумал Меф.
Буслаев стоял и смотрел на солнце. Ему хотелось упасть лицом
вперед. Но он не падал, а ощущал, как упругий солнечный жар сотней маленьких
рук упирается и удерживает его.
