Толпа подхалимов умиленно заохала, гордясь мужеством своего
руководителя.
– В тот год на яроса нападала толпа в два десятка
молодых стражей. И я не уверен, что видел тебя в первых рядах. Зато мертвому
яросу, помнится, досталось много ударов твоей секиры, – язвительно
напомнил Арей.
По пальцам Лигула пробежала судорога.
– Твои ученики тоже будут не одни. С ними вместе
испытание проходят трое юных стражей, – начальник Канцелярии подал кому-то
знак.
Из тени позади кресла выдвинулись три приземистые фигуры.
Массивные, коротконогие, обнаженные по пояс, с медной обветренной кожей, они
казались вросшими в землю истуканами. «Хм… если это юные стражи, то я одинокий
водолаз», – подумал Меф.
Первый из «юношей» был вооружен серповидным, загнутым внутрь
клинком. Полезная вещь в ближнем бою. Всегда можно подсечь руку или при везении
укоротить врага на голову.
Второй, которому в равной степени могло быть как тридцать,
так и тысячу сто тридцать лет, держал протазан. От широкого копейного
наконечника отходили два загнутых рубящих и колющих острия. На вкус Мефа оружие
было слишком тяжелым. Лучше трезубец, как у Наты, или просто копье.
Третий страж поигрывал «утренней звездой». Он держал ее как
будто слишком небрежно, но Мефу хватало опыта, чтобы видеть цену этой
небрежности и не заблуждаться.
К Лигулу приблизился рыжебородый Барбаросса, прежде с
достоинством стоящий в стороне, и негромко шепнул что-то. Горбун оживился.
– Спускайтесь в Провал и ждите вон на той площадке.
Егеря погонят яроса прямо на вас. Надеюсь, правила помнят все. Охота
завершается в двух случаях: первый – смерть яроса, второй – гибель последнего
из охотников. Последнего! Любой, кто струсит и попытается бежать, будет
уничтожен. Тот же, кто первым нанесет яросу смертельный удар, принесет мне его
вырезанное сердце и получит особую награду.
Палец Лигула повелительно дернулся. В этом небрежном
движении были уже распределены все роли. Меф вспылил. Идти на смерть покорным
скотом – ну уж нет!
– Любители ядов обычно боятся вида крови. Зачем вам
сердце? Лучше я принесу его ей! – сказал Меф, кивнув на воспитанницу
Лигула.
Сказал не раздумывая, желая уязвить Лигула, и тотчас
вздрогнул от непоправимости совершенной глупости. Он ощутил себя мальчишкой,
который, провожая глазами тугой, пущенный со всей силы снежок, уже понимает,
что он врежется в стекло проезжающей мимо милицейской машины, хотя снежок, быть
может, только еще сорвался с руки.
Он не ошибся. Лицо Лигула дернулось. Шум толпы смолк, будто
кто-то резко, с досадой, выдернул из розетки шнур аудиосистемы. У Мефа возникло
ощущение, что он сказал нечто такое, чего говорить ни в коем случае не
следовало. Причем это была не только поверхностная глупость, ибо не очень-то
осторожно в лицо называть главу Канцелярии Тартара отравителем, но и глупость
более глобальная, с двойным дном. В том, что он сморозил, было еще нечто,
смысла чего сам Меф пока не понимал.
Прасковья, с отрешенным интересом разглядывавшая
встопорщенного Чимоданова, быстро повернулась к нему. Из-под непроницаемой
завесы полыхнуло алой, зашкаливающей волной чувств, обжигающей, как раскаленный
металл. Ее смех разлетелся стеклянными осколками. Меф почувствовал, как они
пробивают его тело до кости. Он даже уставился на руку, ожидая увидеть на ней
кровь. Нет, почудилось… Но все же боль была настоящей. Меф заставил боль
съежиться, собрал ее в тугой единый ком и изгнал коротким толчком.
– Прекрати, Прасковья! – морщась, крикнул Лигул.
Меф понял, что смех причинил главе Канцелярии такую же боль,
как и ему. Разве что Лигул сумел приготовиться и выставить защиту раньше.
Прасковья перестала смеяться. Осколки растворились в сером тумане Провала. Лицо
девушки вновь стало холодным. Никаких чувств. Непроницаемая завеса.
– Не удивляйся, Буслаев! Моя крошка только молчит,
смеется или плачет. Никто никогда не слышал, чтобы она произнесла хоть слово.
Однако твои слова о сердце заинтересовали ее, даже очень… Видишь ли, сердце
яроса – это жертва. Приносишь жертву ты. Вот и получается, что ты ненароком
подарил ей свое сердце. Как бы она не восприняла это слишком всерьез. Девушки,
знаешь ли, впечатлительны, – загадочно предупредил горбун.
Из тумана донеслись крики загонщиков. Затем страшный,
мгновенно оборвавшийся вопль. Видно, ярос атаковал кого-то из егерей. По
желтоватому лицу горбуна скользнула тень озабоченности.
– Проверьте, чтобы дарх убитого не пропал! Все эйдосы
мне! Знаю я вас, воров! – ворчливо сказал Лигул.
Мефодий переглянулся с Ареем и, заметив, что тот кивнул,
стал быстро спускаться в Провал. Меча он пока не извлекал. За ним с
«непокобелимым» видом направляющихся на разборку братков следовал приземистый
«молодняк» из Тартара. Мошкин, Чимоданов и Ната пристроились в хвосте.
Охота началась.
Глава 2
Сердце яроса
Цветовое разнообразие основывается на трех главных цветах
спектра – желтом, красном, синем. Оранжевый цвет получен от смешения красного и
желтого, зеленый – от смешения желтого с синим, фиолетовый – от синего с
красным.
Белый и черный цвет в спектре отсутствуют. Белый цвет – это
результат полного отражения всего спектра, а черный – полного поглощения
спектральных цветов.
Справочник художника
Они стояли и ждали. В трещинах камня жался туман. Впереди, в
несвежей мгле рычал ярос. По площадке, которая сверху казалась ровной,
пробегали застывшие каменные волны. Меф прикинул ее размеры. Где-то с
футбольное поле. С трех сторон площадку ограничивают скалы. С четвертой,
похожей на горлышко бутылки, должен появиться ярос. Ну чем не цирк в Древнем
Риме?
А Лигул, как цезарь, сидя наверху, в своем кресле, и
потрескивая пальцами, будет наблюдать, как им выпускают кишки.
– Можешь начинать бояться, наследник! Ярос уже
близко! – произнес гнусавый голос, звучавший так, будто словам приходилось
пробиваться сквозь забившую горло мокроту.
Приземистый страж с серповидным клинком пристально
разглядывал Мефа.
– Меня зовут Тобул. Твое имя я и так знаю. Можешь не
трудиться озвучивать его. Без пяти минут мертвецам имя уже ни к чему, –
произнес он с вызовом.
– Держись подальше от моих мыслей! Попытайся ради
разнообразия завести собственные! – предупредил Меф.
Буслаев едва терпел, когда в голову ему лезли Улита и Арей,
а тут еще этот… Неужели он так прозрачен? Получивший словесную оплеуху страж
нахмурился и быстро взглянул на свой серповидный клинок.