На этот раз угроза не была завуалирована. «Все, чего я хочу…» Миллиардер сказал это искренне, без обиняков. У него действительно не было времени, он шел к цели напрямую. Сервас вдруг почувствовал симпатию и к Ломбару, и к его любви к лошадям.
Однако Ирен Циглер, видимо, этих чувств не разделяла. Сервас заметил, как она побледнела.
— Угрозами вы ничего не добьетесь, — заявила Ирен с холодным бешенством.
Ломбар уставился на нее, и вдруг его лицо смягчилось и на нем отразилось совершенно искреннее раскаяние.
— Прошу меня простить. Я уверен, что вы компетентные и знающие специалисты. Начальство не скупится на похвалы в ваш адрес. Я вел себя как полный идиот. Все эти… события совершенно выбили меня из колеи. Примите мои извинения, капитан Циглер. Уверяю вас, они искренни.
Ирен с явной неохотой кивнула, но ничего не сказала.
— Если не возражаете, то я хотел бы сразу задать вам несколько вопросов, раз уж мы здесь, — вмешался Сервас.
— Конечно. Следуйте за мной. Позвольте предложить вам кофе.
Эрик Ломбар открыл еще одну дверь в глубине библиотеки. Гостиная. Сквозь высокие застекленные двери солнце падало на кожаные диваны и низкий столик, на котором стоял поднос с тремя чашками и кувшин для воды. По оценке Серваса, кувшин был очень старинный и дорогой. Как и мебель. Все было уже готово, включая сахар, венское печенье и молочник.
— Вот мой первый вопрос, — начал Сервас без преамбул. — Подозреваете ли вы кого-нибудь в совершении этого преступления или знаете, у кого мог быть мотив так поступить?
Эрик Ломбар собирался разлить кофе по чашкам.
Он поставил кувшин и посмотрел Сервасу прямо в глаза. За спиной Ломбара висело зеркало, в нем отражались его белокурая шевелюра, кремовый свитер, серые шерстяные брюки и великолепный бронзовый загар.
Не моргнув ясными глазами, он ответил:
— Да. — (Сервас вздрогнул, Циглер рядом с ним тоже.) — И нет, — тут же добавил Ломбар. — Здесь два вопроса в одном. Да, я знаю многих людей, у кого был мотив это совершить. Нет, я не знаю, кто был бы действительно на это способен.
— Уточните, пожалуйста, вашу мысль, — раздраженно сказала Циглер. — Почему у них был мотив убить вашего коня? Какой именно?
— Сделать мне больно, отомстить, выбить из колеи. Не сомневайтесь, в моей профессии и с моим везением всегда наживаешь врагов. Все друг другу завидуют, стараются перебить сделку у конкурента, отказываются от предложений, разоряют друг друга, сотнями увольняют людей… Если бы я взялся составлять список всех, кто меня ненавидит, получился бы целый ежегодник.
— А вы не могли бы говорить немного точнее?
— К сожалению, нет. Я понимаю ваши рассуждения. Некто убил моего любимого коня, затащил его на гору, на мой фуникулер. Значит, хотели насолить мне. Все указывает на меня. Я совершенно с вами согласен, но не имею ни малейшего представления, кто мог это сделать.
— Никаких угроз, письменных или словесных, анонимных писем?
— Нет.
— Ваше объединение представлено в семидесяти пяти странах, — уточнил Сервас.
— В семидесяти восьми, — поправил его Ломбар.
— Имеются ли у вас какие-нибудь, пусть даже косвенные, взаимоотношения с мафиозными структурами, с организованной преступностью? Я полагаю, что для того, чтобы вести дела в некоторых странах, такие… контакты неизбежны.
Ломбар снова в упор взглянул на Серваса, но уже без прежней агрессивности. Он даже позволил себе улыбнуться.
— Бьете напрямую, майор. Вы, наверное, подумали об отрубленной конской голове в «Крестном отце»? Нет, у моей группы нет никаких контактов с организованной преступностью. Во всяком случае, я о таковых не знаю. Я не говорю о том, что нет стран, где нам приходится на некоторые вещи закрывать глаза, к примеру в Африке или Азии. Но там речь идет, скажем без обиняков, о диктатурах, а не о мафии.
— Вас это не смущает? — спросила Циглер.
Ломбар приподнял бровь.
— Иметь дела с диктаторами, — уточнила она.
Миллиардер снова снисходительно улыбнулся. Так делают монархи, колеблясь, рассмеяться в ответ на неудачную реплику подданного или отрубить ему голову.
— Я не думаю, что ответ на этот вопрос поможет вам в расследовании, — ответил он. — Вам следует знать, что не я один командую парадом. Вопреки всякой видимости у нас есть множество партнеров, и первый из них — французское государство. Тут порой возникают политические аспекты, которыми я не владею.
«Он искренен, — подумал Сервас. — Но когда надо, вовсю пользуется словесными шаблонами».
— Есть одна вещь, которую я очень хотел бы понять. Почему никто ничего не видел и не слышал ни в конном центре, ни на станции? Можно подумать, что там каждый день таскают наверх лошадиные трупы.
— Вы правы. — Лицо Ломбара омрачилось. — Я тоже задавал себе этот вопрос. Кто-то определенно врет. Я очень хотел бы знать, кто именно, — прибавил он с мрачной угрозой в голосе и так стукнул чашкой по столу, что все вздрогнули. — Я вызвал к себе персонал станции, работников конного центра и всех допросил одного за другим. На это ушло четыре часа. Можете мне поверить, я применил все доступные мне методы давления. В эту ночь никто ничего не слышал. Но такого не может быть. Я не сомневаюсь в искренности Маршана или Эктора. Они никогда не причинят вреда лошадям и уже очень долго служат нашей семье. Люди искренние, компетентные, наши взаимоотношения всегда были великолепными. То же самое — Эрмина. Она чудная девчонка и очень любила Свободного. Вся эта история ее просто убила.
— Вы в курсе, что охранники исчезли? — Ломбар нахмурил брови, но ничего не сказал, а Сервас продолжил: — Их было двое, чтобы затащить наверх коня, как раз достаточно. И потом, у них есть судимости.
— Слишком уж идеальные подозреваемые, — с сомнением отозвался Ломбар.
— У вас нет уверенности?
— Не знаю… С чего бы этой парочке тащить Свободного наверх и нацеплять на тросы именно в том месте, где они работают? Ведь это лучший способ возбудить подозрения!
Сервас согласно кивнул и заявил:
— Тем не менее они удрали.
— А вы поставьте себя на их место, учтите судимости. Не обижайтесь, но, когда полиция выслеживает виновного, она редко ищет его вдали от места преступления.
— Кто же их надоумил? Что вы о них знаете? Держу пари, со вчерашнего дня вы успели навести справки.
— Конечно. Их нанял на работу Марк Моран, директор станции. В рамках программы по общественной реабилитации бывших заключенных тюрьмы в Ланнемезане.
— Бывали ли они замешаны в каких-либо неприятностях на станции?
— Моран заверил меня, что нет.
— За последние годы случались увольнения рабочих на станции или вообще в ваших владениях?
