— Доктор Берг хотела бы регулярно беседовать с вами, — вмешался Ксавье.
Гиртман снова повернулся к Диане.
— В самом деле? Что же эти беседы могут мне дать, кроме удовольствия от пребывания в вашей компании?
— Ничего, — честно сказала Диана. — Абсолютно ничего. Я не претендую на то, чтобы облегчить ваши страдания, каковы бы они ни были. Да вы и не страдаете вовсе. Я ничего не могу вам предложить, кроме, как вы говорите, удовольствия пребывания в моей компании, но буду очень признательна, если вы согласитесь со мной беседовать.
Ни лести, ни лжи… Похоже, она недурно выпуталась.
Гиртман очень внимательно на нее посмотрел и заявил:
— Да, откровенность в этом месте — весьма редкий товар. — Тут он взглянул на Ксавье. — Предположим, я согласен. В чем будут состоять ваши беседы? Надеюсь, вы не собираетесь проводить со мной эти смехотворные сеансы психоанализа? Должен сразу сказать, что со мной это не пройдет.
— Нет, я имею в виду обыкновенные беседы. Мы будем затрагивать самые разные темы, какие пожелаете.
— Для этого еще нужно, чтобы у нас с вами нашлись общие интересы. — Гиртман иронически усмехнулся, но Диана не отреагировала. — Расскажите мне о себе. Где вы учились, где стажировались?
Она перечислила все свои регалии. Гиртман, словно экзаменатор, с серьезным видом кивал, приложив палец к нижней губе. Диана еле сдержала улыбку, но потом вспомнила, что он сделал с ее многочисленными ровесницами, и охота улыбаться сразу пропала.
— Я полагаю, что с тех пор как вы сюда попали, вас должно не покидать чувство опасности, — сказал Юлиан. — Место незнакомое, новое для вас, к тому же такое необычное…
Он ее испытывал, тестировал на совместимость. Гиртман не желал монологов в общении, когда он только говорит, а она только слушает.
— Да, есть некий страх перед новым местом, окружением, ответственностью, — отозвалась Диана. — Так сказать, профессиональный стресс. Но я его воспринимаю как нечто положительное, помогающее двигаться вперед.
— Что ж, — кивнул он, — если вы так говорите… Как вам, наверное, известно, все группы, находящиеся в замкнутом пространстве, имеют тенденцию регрессировать. Здесь регрессии подвержены не только пациенты, но и персонал, в том числе психологи. Вы сами увидите. Здесь есть три круга заточения, находящиеся один в другом. Наш, то есть психов, круг долины и круг города. Там живут отупевшие особи, из поколения в поколение ослабленные родственными браками, инцестами
[34]
и внутрисемейным насилием. Вы сами увидите. Настанет день, когда вы почувствуете себя ребенком, маленькой девочкой, и вам захочется засунуть палец в рот, как соску.
В его глазах Диана прочла желание сказать непристойную гадость, однако Юлиан сдержался. Да, воспитание он получил строгое… Она вдруг подумала, что Гиртман похож на ее отца, с его строгим видом, манерами не чуждого культуре стареющего аристократа и с седыми прядями в темной шевелюре.
Тот же жесткий рисунок губ и подбородка, тот же чуть длинноватый нос, тот же пристальный, оценивающий взгляд. Диана почувствовала, что совсем растеряется, если сию секунду не отгонит эти мысли.
Она спросила себя, как могло случиться, что такой человек устраивал оргии с элементами насилия. В Гиртмане словно уживались два разных человека.
— О чем вы думаете? — спросил он.
От него ничего не скроешь. Это надо учесть.
Она решила отвечать по возможности честно, однако не забывая о терапевтической дистанции.
— Я думаю о том, что вы немного напоминаете мне отца.
Кажется, он впервые был выбит из колеи. Диана увидела, как Гиртман улыбнулся, и его неприступная внешность совершенно изменилась.
— В самом деле? — с искренним удивлением спросил он.
— В вас чувствуется то же воспитание швейцарского буржуа, те же сдержанность и строгость. Пусть вы и отринули протестантизм, но все равно дышите его духом. Эти суровые гельветы! Они похожи на сейфы, запертые на два оборота. Я невольно задаю себе вопрос, есть ли у них за этим замком какие-нибудь постыдные тайны, как у вас? — Тут Диана поймала на себе вопросительный, с гневной ноткой, взгляд Ксавье.
— Я полагаю, мы поладим. — Улыбка Гиртмана стала еще шире. — Когда начнем? Горю желанием продолжить беседу.
— Его нигде нет, — сказала Циглер, выключая мобильник. — Ни в мэрии, ни дома, ни на фабрике. Он опять словно испарился.
Сервас посмотрел на Ирен, потом оглядел берег сквозь ветровое стекло и заявил:
— Похоже, с господином мэром надо будет поработать всерьез, когда он снова появится. А пока займемся Перро.
Продавщица, девица лет двадцати, с таким усердием жевала жвачку, словно получила персональное задание с ней разделаться. Вид у нее был не особенно спортивный. У этой девицы скорее наблюдалась склонность злоупотреблять сладким и долго сидеть перед телевизором или компьютером. Сервас решил, что на месте Перро он не доверил бы ей кассы. Мартен оглядел стройные ряды лыж и сноубордов, полки с горными ботинками, спортивные комбинезоны, очки и различные походные аксессуары, расставленные на стеллажах светлого дерева и развешанные на плечиках. Интересно, по каким признакам Перро выбрал именно эту девицу. Может, она единственная, кто согласился с размером предложенной зарплаты?
— У него был встревоженный вид? — спросил он продавщицу.
— Ага…
Сервас повернулся к Циглер. Они позвонили в дверь студии Перро, четвертого, по словам Сен-Сира, члена компании. Студия располагалась над магазином. Им никто не ответил. Продавщица сказала, что не видела хозяина со вчерашнего дня. В понедельник утром он сказал, что ему надо уехать на несколько дней по какой-то семейной надобности. Она заверила хозяина, что присмотрит за магазином, и просила не беспокоиться.
— А чем он был встревожен, не знаете? — спросила Циглер.
Прежде чем ответить, продавщица раза три чавкнула жвачкой.
— Лицо у него было жуткое, и вообще такой вид, словно он совсем не спал. — Еще пара чавканий. — Места себе не находил.
— Выглядел испуганным?
— Ага. Я только собиралась вам сказать. — Продавщица хотела было надуть пузырь из жвачки, но передумала.
— Вы знаете, по какому номеру его можно найти?
Девушка выдвинула ящик стола, порылась в бумагах, вытащила визитную карточку и протянула ее Циглер. Ирен коротко взглянула на логотип с горным склоном и лыжником, чертящим дуги на снегу, под которым было набрано: «Спорт и природа».
— А что за хозяин Перро? — спросила Циглер.
Продавщица посмотрела на нее с вызовом и бросила:
— Скупердяй.
Суфьян Стивенс пел в наушниках «Come on Feel the Illinoise», когда внимание Эсперандье привлек к себе компьютер. На экране программа распознавания образов сформовала ту картинку, ради которой Венсан ее поставил.
