Дон ухмыльнулся во весь рот и заявил:
— У меня в бардачке должна быть бутылочка зелья, если капитан Берк до нее не добрался. Тебе ведь этого недоставало, я знаю. Я куплю тебе целый ящик, как только мы доберемся домой и к нам заглянет торговец.
— Хватит с меня зелья, — ответила она. — От него я поглупела и лишилась воли, а река вернула мне силы.
— Река? — переспросил он.
— Да, река. И девочки. И тот парнишка.
— Я спас тебе жизнь, — напомнил он. — Я убил Клитуса.
— Клитус собственный локоть не отыскал бы, даже дай ему в руки карту, — заметила мама. — Убить ты его убил, а Скунса этим не остановил. Это сделала Сью Эллен.
— Верно, — подхватила я. — И Дар, который у тебя якобы есть, — не слишком-то он тебе помог, а? По-моему, ты вовсе не умеешь заглядывать в будущее. Ты просто ослиная задница, вот кто ты такой.
Мне так давно хотелось высказать ему что-нибудь в этом роде, сразу получшело, как я это сказала.
Дон злобно вытаращился на меня.
— Езжай домой, — посоветовала ему мама. — По Клитусу я плакать не стану, однако и по тебе, Дон, тоже. Да, ты меня удивил тем, что бросил дом и забрался так далеко. Отдаю тебе должное, Дон, но не более того.
— Я мог бы заставить тебя. — Он еще пытался разыгрывать из себя крутого. — Я могу силой отвезти тебя домой.
— Не думаю, — сказала Хелен, — если что, позову капитана Берка.
— Он не всегда будет рядом, — гнул свое Дон.
— Наверное, но сейчас он рядом, — возразила она. — И я тебя не боюсь. Садись в грузовик и живи дальше как знаешь, а между мной и тобой все кончено. Я не защитила Сью Эллен, как защитила бы настоящая мать, — я валялась в постели и ничего не соображала. Но теперь я научилась защищать ее. Я умру, прежде чем позволю тебе хоть пальцем до нее дотронуться.
— Я ничего плохого не имел в виду, — пробормотал Дон. — Просто говорил девочке приятное.
— Все ты имел в виду, а я тебя не остановила, — сказала мама. — Увижу тебя еще раз поблизости, пойду к капитану Берку и скажу ему, что пыталась выгородить тебя, но передумала, что убить нас задумал не один Клитус, а вы оба, ради денег.
— Так ведь денег никаких нет, — поспешно напомнила я.
— Никаких денег нет. — Мама на лету поймала мой намек. — Но вы думали, что они есть, и ради них сговорились убить нас.
— Клитус все сочинил, потому что Джинкс стукнула его палкой по голове, — вдохновенно врала я. — Он хотел отомстить. — Черт, да я прирожденная лгунья.
— А ты согласился с тем, что Сью Эллен затравят и прикончат, — согласился за семьдесят пять долларов, — продолжала мама. — Я слышала собственными ушами, как ты сказал «да».
— Это ничего не значит, — промямлил он. — Если б я хотел ее смерти, с чего бы мне убивать Клитуса? Это я просто болтал. Я бы никому не позволил обидеть Сью Эллен.
— Терпеть этого не могу, Дон! — заявила мама. — Ты сейчас что угодно скажешь, лишь бы подсадить меня снова на бальзам, запереть наверху прогнившего дома и держать в постели, как фарфоровую куклу. Ты не меняешься, Дон. Ты снова будешь меня бить, а потом извиняться и приговаривать, будто вовсе этого не хотел и ты, мол, станешь другим, но другим ты не станешь. Почем знать, однажды ты можешь разделаться со мной, как разделался с Клитусом.
Дон внимательно всмотрелся в маму, пытаясь угадать, не даст ли она слабину, но мама стояла твердо. Посмотрел Дон и на нас с Джинкс. Я выразила на лице упрямую решительность, а у Джинкс это вышло еще лучше.
— Ты об этом пожалеешь, — предупредил Дон. — Ты будешь скучать по мне.
— Пока не соскучилась, — отрезала мама. — Выручила тебя, чтобы тебе не пришлось отвечать за убийство Клитуса, и на этом все. Теперь мы квиты, я и ты, и на этом все между нами кончено.
Дон натянул свою засаленную кепку, развернулся и молча пошел прочь.
— Вот и все, — подытожила мама.
10
Вернее, почти все. Дона мы еще разок-другой видели в городе, он проезжал мимо, когда мы шли по улице, следил за нами. Об этом стало известно капитану Берку, и, когда мы увидели Дона в последний раз — он проехал мимо на выезд из города, — рожа у него была вся опухшая и побитая, и на нас он даже не взглянул.
Капитан Берк устроил нас на казенный счет в пансионе — городская казна платила за наше проживание и кормежку. По его словам, это был акт благотворительности, поскольку нам на долю выпали тяжкие испытания, хотя на самом деле он просто влюбился в маму. Она приняла приглашение и сходила с ним в кафе, и даже не один раз, но на третий или четвертый день незадолго до полудня вышла, вернулась и позвала:
— Пойдем со мной, Сью Эллен. Вы двое тоже идите с нами, если хотите.
В то утро мама поднялась очень рано. Когда она вернулась, мы с Джинкс сидели в комнате Терри — у него была своя отдельная комната. Привилегия однорукого, как говорил он сам.
Пошли мы с мамой все вместе. В первый раз Терри показался на улице — до того стеснялся, что у него нет руки. Он не говорил, что стесняется, но это было видно: он избегал смотреть нам с Джинкс в глаза. Но за эти дни он окреп, и накануне вечером мы все вместе — мама, Джинкс, Терри и я — обсудили, как мы вернемся и откопаем деньги и Мэй Линн, купим билеты на автобус и отправимся прямиком в Калифорнию, чтобы все-таки похоронить Мэй Линн в Голливуде — теперь мы все знали, почему Терри необходимо это сделать.
Итак, мы вышли вместе с мамой из пансиона и пошли в сторону городской площади. В самом центре площади она подвела нас к скамейке, где росло несколько деревьев, одно из них — большой развесистый дуб. Отсюда открывался прекрасный вид на здание суда. Мы все устроились на скамье в тени этого дуба.
Мама сказала:
— Сидите и следите за дверью в здание суда.
Мы сидели молча, потому что поняли: маме не хочется, чтобы мы болтали. На здании суда торчали городские часы, и стрелки на них подходили к двенадцати часам. Мы сидели и смотрели, как минутная стрелка нагоняет часовую, а когда обе они сошлись на двенадцати, раздался свисток, и он орал и гудел так громко, что я невольно зажала уши руками.
Из городских зданий, в том числе из здания суда, повалил народ. Мама высмотрела кого-то и указала мне:
— Видишь того мужчину?
— Толстого? — уточнила я.
— Да, толстого, — сказала она. — Это Брайан, твой отец.
Я оказалась не готова к тому, что он так постарел: мама-то оставалась молодой и красивой. Но вот он передо мной: высокий мужчина с редеющими волосами и большим брюхом. Я смотрела на него и пыталась угадать в его лице собственные черты, однако он стоял слишком далеко от меня, и толком я ничего не разглядела.
Прислонившись к дверям суда, он одну ногу отвел назад, уперся подошвой в кирпичную стену.
