За две недели Меф слышал голос Недогаврикова всего три или
четыре раза, когда тот отвечал по телефону. В остальное время им вполне хватало
жестов. Если прежний приятель Улиты показывал на пылесос или швабру – это
означало, что сегодня очередь Мефа убирать. Если с грохотом выдвигал в кухне
вторую табуретку – приглашение к столу. Если заходил к Мефу и демонстрировал
пустой пакет – это переводилось: «Закончился хлеб. Топай в магазин!»
В первые дни Меф по привычке пытался произносить хоть
какие-то слова. Ну, допустим, «доброе утро!». Недогавриков сдержанно кивал,
подтверждая, что он вполне осознает тот факт, что утро не злое, а довольно-таки
доброе, однако обмусоливать эту тему до бесконечности не имеет желания.
Тогда Меф и «привет!» перестал говорить к полному
удовольствию хозяина квартиры. Лишь дружелюбно кивал и получал в ответ не менее
дружелюбный кивок. Вскоре Меф с удивлением обнаружил, что для нормальных
мужских отношений слова не особо и важны. Вполне достаточно кивка, рукопожатия
или спокойной улыбки.
Похоже, речь как таковая возникла, когда в жизнь мужчины
пришла женщина и стала загружать его утомительными поручениями. Ну, например,
выбить палицей шкуру мамонта или камнями загнать домой расшалившихся ребятишек.
Мужская дружба в ту эпоху уже сложилась в своем современном варианте и особых
изменений не претерпела.
Когда Дафна вернулась, Мефу стало ясно, что пора искать себе
другое жилище. Он подошел к Недогаврикову, ткнул себя пальцем в грудь и показал
на входную дверь. Недогавриков в ответ поднес левую руку к сердцу, а правой
сделал «пока-пока!».
* * *
Бродя по городу, Мефодий и Дафна размышляли, где им
поселиться.
– А если к Эссиорху? – предложила Дафна.
– У Эссиорха живет Корнелий. Он меня раз десять в день
будет вызывать на дуэль, чтобы продемонстрировать, как он лихо цепляет флейтой
за шкаф.
– Не издевайся!
– Я не издеваюсь. А у тебя он будет просить телефончик.
– Ты что, ревнуешь? – уловив новую для себя
интонацию, с любопытством спросила Даф.
– Ревнует – значит любит, – сказал Меф.
– Бред! Ревность – это как жидкость для разжигания
костров, которую покупают неопытные туристы. Когда человек начинает подливать
ревность в огонь любви, значит, огонь сам по себе уже едва горит. Или пламя не
греет и хочется его усилить. В общем, что-то не в порядке, – убежденно
сказала Даф.
Она предложила Мефу не изобретать велосипед, а пойти по
стопам Эссиорха.
– Найдем неудачливую квартиру, в которой должно что-то
случиться, и поселимся там. Хозяева только спасибо нам скажут, – сказала
она.
Меф не возражал. Он предположил, что, если не
заморачиваться, неудачливую квартиру можно найти еще до вечера. Главное, чтобы
не на «Речном».
– Почему не на «Речном»? – удивилась Дафна.
– Там снимают Прасковья с Ромасюсиком. Не стоит
особенно толпиться в одном районе. Хотя, конечно, странно, что они устроились
так скромно. Уверен, при минимальном желании Лигул разместил бы Прасковью
всемеро лучше. Дворец в Трансильвании, виллу в Ницце – мало ли у мрака
резиденций?
– Лигул хочет, чтобы Прасковья освоилась в этом мире. А
освоиться человек может, когда его не защищают от бытовых трудностей, –
предположила Дафна.
– Ну так это еще не трудности! Если нужны трудности –
то тогда не в Москву на «Речной вокзал», а куда-нибудь за Урал, в общагу. Там
бы шоколадного Ромасюсика сожрали в три минуты, а Прасковье пришлось бы зубами
выгрызать себе экологическую нишу, – сказал Мефодий.
Даф засмеялась.
– Выгрызать она научилась еще в Тартаре. Сейчас же ей
нужно нечто совсем иное… Понять течение жизни, уловить ритм, – заметила
она.
* * *
Почти сразу обнаружилось, что Меф не наделен даром
отыскивать неудачливые квартиры. Для этого тонкого умения он был слишком
прямолинеен. Ему недоставало тонкости, чтобы осязать трепетную паутину бытия,
не обрывая ее.
«Чтобы пришить пуговицу – нужна игла, а не лом!» – часто
говорила ему Улита.
Тогда Дафна взяла поиски на себя. Меф удивился, когда перед
ними вдруг выросла вывеска:
«Министерство образования Российской Федерации Институт
городского озеленения и цветоводства
Общежитие».
– Ты уверена, что ничего не перепутала? –
поинтересовался Меф.
Даф стояла снаружи и согнутым пальцем выковыривала из только
что купленного батона мякиш. Корку она всегда оставляла напоследок как
заслуженное и отсроченное удовольствие.
– Нет, – заверила его Даф, засовывая нос в
горбушку. – Через полтора месяца вот в этот угол должен въехать трейлер.
Отказ тормозов. Крайнюю комнату снесет начисто, хотя дом и устоит.
– А хозяин комнаты? Он не пострадает?
– Не хозяин. Хозяйка… Она сейчас в Баку и пробудет там
еще полгода. Вот только как быть с трейлером? Он все равно должен во что-нибудь
въехать. В противном случае Тартар придерется, что мы меняем историю, –
озабоченно сказала Дафна.
– Можно устроить, чтобы трейлер столкнулся с Мамаем на
пару минут раньше. Посадим Мамая за руль другого трейлера. Бух! И все получат
удовольствие, – предложил Меф, заранее радуясь масштабности зрелища.
– Мамай – комиссионер мрака. Ты больше не имеешь права
его ни о чем просить, – категорично напомнила Даф.
Рука с батоном случайно оказалась слишком близко от головы
Мефа. Не удержавшись, Буслаев сделал быстрое движение.
– Только не корку! Я ее десять минут ковыряла! –
завопила Даф.
– Ты маленькая жадина! – промычал Меф.
Рот у него был вместительный, что сказалось на размере оставшейся
корки.
– Не-е-ет! – простонала Даф.
– Против фактов не попрешь! Всегда так бывает: чем
больше трясешься и отодвигаешь удовольствие – тем больше шансов, что у тебя его
попрут, – заявил Меф.
– Свинья ты все-таки! – Даф шмыгнула носом. –
Так что будем делать с трейлером?
– Ничего. За полтора месяца что-нибудь придумаем. В
конце концов можно втупую прикатить десяток пустых мусорных баков и выстроить
их в ряд. Грохоту будет много, а общежитие не пострадает! – утешил ее Меф
и решительно толкнул дверь общежития.
