– Не буду, не буду… Огненнобородого, на которого вы
напали, зовут Боватингмо. Это евнух бывшего повелителя Кводнона, его
приближенное лицо. Пергамент – память о его хозяине, к которому он был очень
привязан. Сейчас Боватингмо малость не у дел и живет в Тартаре на покое. Пьет
для здоровья цианид, принимает серные ванны и часто посещает котел с медиками,
чтобы послушать их советов. Мирный старый страж, давно повесивший сабельку на
гвоздь.
Меф держал трубку с тем расчетом, чтобы голос Ромасюсика был
слышен не только ему, но и Дафне с Эссиорхом. Меф заметил, что при упоминании
имени Боватингмо Эссиорх нахмурился и подал ему знак расспрашивать дальше.
– И что, этот Боватингмо прибежал к вам
ябедничать? – уточнил Меф.
– А ты на что надеялся? Нельзя обижать слабых. Слабые
хоть сами сдачи и не дают, но вопить умеют громко. Боватингмо предлагает, чтобы
все обошлось без шума и скандала. Это ключевой, так сказать, поинт соглашения!
Он даже согласен, чтобы вы оставили у себя эйдосы. Ему не жалко. Он пожилой,
потребности у него маленькие, – сказал Ромасюсик.
– Ого! – удивленно воскликнул Меф.
Он впервые встречал стража, который с такой небрежностью
разбрасывается эйдосами.
– Вот именно: ого. Вам повезло, что Боватингмо – просто
ходячий пису пис. Прашечка натурально умиляется. Она сама за такие дела любому
давно глазки бы выпила, – заявил Ромасюсик.
– А если я не отдам пергамент? – спросил Меф.
– Тогда нам придется искать альтернативные
варианты, – произнес Ромасюсик тоном вселенского злодея, укравшего из
булочной два пакета сушек.
– Какие, например?
– Ну, например, Боватингмо пожалуется не нам, а Лигулу,
и Лигул пришлет толпу сердитых анклов с изделиями из феррума.
– Выходит, пока что Лигул не знает? – удивился
Меф.
– Пока нет. Мы обещали Боватингмо уладить все сами. Не
знаю почему, Буслаев, но Праша относится к тебе очень трепетно. Мне кажется,
вздумай ты чуток распустить ручки, она не поступила бы с тобой, как с тем
инглишменом. – Ромасюсик хихикнул. – Так что, вернете пергамент?
– Я подумаю, – пообещал Меф.
Рядом с Ромасюсиком он угадывал Прасковью. Видимо, воспитанница
Лигула нетерпеливо пнула его, потому что шоколадный юноша тихо ойкнул и
затарахтел как пулемет, которому скормили новую ленту.
– У нас к тебе еще одно дельце! Лигул недавно был в
Москве и говорил с Прашей. Ну как с новой наследницей. Надеюсь, без обид?
– Без, – заверил его Меф, однако Ромасюсик ему,
пожалуй, не поверил, потому что голос его странно вильнул.
– В общем, Лигул кое-что сказал Прасковье и про тебя.
– Про меня?
– Ага. Он сказал, что не удивится, если Буслаевым
заинтересуется Спуриус. Заинтересуется именно теперь, когда ты в некотором роде
осиротил нашу древнюю организацию.
«Давно ли с балкона падал и в Лете тонул, а теперь вот «наша
древняя организация»! – удивился такому быстрому превращению Меф.
Имя Спуриус тревогой защекотало ему память. Где же он его
слышал? Явно не от Арея, но от кого?
– Кто такой Спуриус? – спросил Буслаев.
– О, зашкаливающе импортальная персона! У Кводнона было
два фаворита – Лигул и Спуриус, – выплевывал округлые слова
Ромасюсик. – Лигул (ой, что я несу! Надеюсь, тут все свои!) – горбун,
сухарь, канцелярская крыса. Родную маму за копейку продаст, да только деньги
вперед с десятерых возьмет, а товар придержит. Спуриус же был полная ему
противоположность. Молодой, веселый, удачливый красавец. Щедр с друзьями, с врагами
– кремень, за словом в карман не лезет. Дуэлянт, бретер! С клинком на ты! В
общем, не сильно совру, если скажу, что Спуриус нравился даже суровым бойцам,
вроде Арея, для которых мрак – это такая горьковатая романтика.
– Не тебе рассуждать об Арее! – одернул Ромасюсика
Меф.
– Конечно-конечно! – торопливо согласился
Ромасюсик. – В общем, когда Кводнон погиб, многие посчитали, что именно
Спуриус должен возглавить мрак. Разумеется, имелся в виду временный пост, пока
силы Кводнона не вселятся в подходящего младенца. Лигула тогда никто даже
всерьез и не рассматривал как претендента.
– Лигул его, конечно, терпеть не мог, –
предположил Меф.
– Почему? – спохватился Ромасюсик, который после
неосторожных слов про канцелярскую крысу занервничал, что его заподозрят в
недостатке лояльности. – Лигул всегда подчеркивал, что он выше личных
амбиций. У них со Спуриусом были уравновешенные деловые отношения, основанные
на взаимном уваже…
– Я так и понял! – поморщился Меф. – И куда
делся твой Спуриус? Почему я о нем ничего не слышал, когда работал у Арея?
– Ничего странного! – охотно пояснил
Ромасюсик. – Спуриусу фатально не повезло. За несколько дней до того, как
его должны были провозгласить преемником Кводнона, Спуриус зачем-то высунулся в
человеческий мир и – вот не повезло бедолаге! – немедленно напоролся на
боевую двойку златокрылых.
– И его уничтожили, – нетерпеливо подвел черту
Меф.
По хихиканью Ромасюсика он определил, что ошибся.
– Вообрази, нет. Златокрылые лишь срезали у него дарх.
Брутально, не так ли?
– А почему его пощадили? – удивился Меф.
– Видишь ли, ходят слухи, что Спуриус отдал им свой
дарх добровольно. А ведь считался отличным бойцом!
– Добровольно? – недоверчиво переспросил
Меф. – Зачем он это сделал?
И, хотя Меф не видел своего собеседника, он ясно ощутил, как
тот подмигнул ему мармеладным глазом.
– Понял, что шансов нет. Златокрылых, эс ай сэй, было
двое. Оба с флейтами наготове, оба стоят шагах в восьми. Меч бесполезен.
Возможность телепортации они блокировали – тоже народ тертый. Спуриус ощутил,
что одно неверное движение – и его натурально размажут. Тогда он быстренько
заключил с ними сделку и предложил им дарх в обмен на жизнь. Златокрылые
разбили дарх у него на глазах и, забрав эйдосы, улетели. Спуриуса они не
тронули. Ну, может, только разик пнули его на прощанье, ай донт ноу. Меня тогда
на свете не было – врать не буду.
– Какое унижение для мрака! Страж может лишиться дарха
лишь в том случае, если он мертв или смертельно ранен. Спуриус должен был
умереть в бою, а он поступил как расчетливый трус! – пылко воскликнул Меф.
