Улита следила за его потугами с беспокойством. Это был
топор, подаренный Ареем Чимоданову – тот буйный топор, что насылал на своих
владельцев вспышки гнева.
– Не надо его трогать! Очень прошу! – попросила ведьма
нежно.
– Почему? Думаешь, поломаю? – выдохнул Грошиков,
пытавшийся раскачать упрямившийся топор.
– Не в этом дело! Просто я с детства боюсь мужчин, у
которых в руках что-нибудь, кроме пива и газеты, – настойчиво повторила
ведьма.
Грошиков пожал плечами и отошел. Все равно топор не
поддавался, и «пастушок» был рад, что у него появился повод отступить без
урона.
– Я не рассказывал, что учусь управлять
предметами? – спросил Грошиков самодовольно.
– Нет.
– Пока, конечно, мелкими. Клочками бумажки, куриными
перьями. Надо сказать перу: «Послушайся меня! Дай мне познать тебя!» Если
повторять это достаточно часто и отдавать этому всю душу, предмет послушается.
– И кто вас учит разговаривать с предметами? – с
подозрением спросила Улита.
– Наш гуру! – произнес Грошиков с
гордостью. – Я рассказал ему, что у меня новая девушка. Он тебя в целом
одобрил. Просил, чтобы ты пришла. Он передаст тебе свою нежность и свое
одобрение.
Ведьма поперхнулась.
– А без нежности и одобрения нельзя? – спросила
Улита.
Она проходила курс общения с сектантами. Им можно иногда
вежливо поподдакивать, но вот ходить с ними никуда не надо.
– Нет. Моя душа для него – открытая книга. Он должен
знать всех, с кем я общаюсь, или контакт не будет полным. Ты пойдешь со
мной? – Голос Грошикова стал настойчивым.
– Уже вечер, – сказала Улита.
– Мой гуру не спит. Ни днем, ни вечером, ни ночью.
– А я вот сплю! – сказала Улита зевая.
Грошиковский гуру ее абсолютно не интересовал. Слишком много
всевозможных «гурей» приходило к ней на неделе продлевать арендный договор. Да
что там многие? Все приходили. Быть гуру без лицензии мрака так же стремно, как
держать на рынке ларек без нужных разрешений и бумажек. В пять минут
проторгуешься. Уж кому-кому, а альтернативщикам это хорошо известно.
Грошиков страдальчески задумался.
– Не хочешь идти? Не надо! Тогда дай мне три капли
своей крови! – попросил он.
– Зачем?
– Гуру по крови скажет: подходишь ты мне или нет. Он
провидец! – заявил Грошиков.
– Подхожу ли я тебе? А ты-то мне сам подходишь? –
вспылила ведьма.
«Пастушок» молчал, только сопел. Улита решила
смилостивиться.
– Ну так и быть! – сказала она великодушно.
Конечно, кровь – сильнейший магический рычаг, однако Улите
пришло в голову, что ничего ужасного с ней случиться не может. Она и так уже со
всеми потрохами принадлежит мраку. Странное безразличие охватило Улиту. Она
позволила Грошикову приблизиться к ней с одноразовым шприцем («Подготовился,
гад!» – подумала она мимолетно) и набрать у нее немного крови.
Она заметила, что, втыкая шприц, Грошиков побледнел. Улита
мельком подумала, что бедняга, похоже, раньше не работал с кровью.
«Тоже мне, вампир начинающий нашелся!» – подумала она и
велела:
– А ну-ка улыбнись!
– Зачем?
– Зубы, говорю, покажи!
Грошиков неумело оскалился. Улиту главным образом
интересовали глазные. Не выдвинулись ли? Не увеличились ли в размерах? На оба
вопроса ответ был: «нет». Улита успокоилась.
– Умница! Хороший мальчик! Кариеса нет! – сказала
она и похлопала Грошикова по щеке.
Набрав крови, «пастушок» быстро спрятал шприц. Затем, воркуя
как голубь у мусорки, он медленно приблизился к Улите. Ведьма наблюдала за ним
насмешливо и спокойно.
Грошикову стало неуютно.
– Эй, ты чего?
– Вырастать из человека страшно. Когда любишь, а потом
видишь, что он ничтожен. Или что ты его не стоишь. Или что судьба развела
вас, – задумчиво проговорила Улита, глядя куда-то сквозь него.
– И это хорошо? – спросил Грошиков.
Улита встрепенулась, точно человек, внезапно осознавший, что
он в комнате не один. Она поняла, что разговаривала сама с собой.
– Не люблю людей, которые спрашивают «и это хорошо?» В
этом вопросе есть что-то провокаторское. Все разнюхать и остаться в
стороне, – наждачным голосом произнесла ведьма.
Вконец озадаченный, Грошиков, видно, решил пойти ва-банк.
Бочком, как краб, он приблизился к Улите и схватил ее за руку. Улита не стала
вырываться, но посмотрела на руку Грошикова с интересом созерцательным и
отчасти зоологическим, в духе: «И как, вы говорите, называется эта рыхлая
медуза с пятью щупальцами?»
Все эти дни ведьме казалось, что заменить Эссиорха кем-то –
пусть даже и Грошиковым – отличная идея, а теперь вдруг стало скучно и
неинтересно. Все равно как наглотаться жидкости для мытья посуды и считать, что
почистил зубы.
– Вы что, юноша, интересуетесь марионетками
мрака? – спросила она.
Вопрос встревожил Грошикова. Глазки под белесыми бровками
заметались.
– Какими марионетками? – спросил он, поспешно
убирая руку.
Улите стало жаль его.
– Не обижайся! Разве ты не знаешь, что разум женщины
фундаментален? Он стоит на прочном фундаменте гормонов… Ну да не грузись!
Истерически говоря, я сегодня не в форме, – сказала она великодушно.
Грошиков еще раз моргнул. Он предпочитал иметь дело с чем-то
более конкретным. Когда, сколько, почем и в какие сроки. Сейчас же понимал
только, что его динамят. С другой стороны, крови он набрал. Даже, пожалуй,
побольше, чем три капли.
Гуру будет доволен. Кровь – это контроль. Тот, чью кровь
принесли гуру, навеки становится рабом того, кто добыл его кровь. Если же раб,
в свою очередь, добудет кровь и завербует нового члена, тот сделается уже рабом
раба. Со временем выстроится пирамида, наверху которой будет стоять великий
гуру. И, возможно, где-то сразу под ним или не очень далеко – он, Грошиков.
«Пастушок» даже прослезился, мечтая, как прекрасно это
будет. У него появится много рабов, а возможно, что и рабынь.
– Я тебе позвоню? – спросил он не без ехидства,
уверенный, что уже завтра-послезавтра Улита будет бегать за ним, как преданная
болонка.
