Ведьма недоверчиво мотнула головой.
– Ты что, совсем не ревнуешь?
– Нет, – сказала Даф. – Я Мефу
доверяю. А люди, которым доверяешь, постепенно становятся достойными доверия.
Улита решительно провела рукой по высветленным
волосам.
– Что-то для меня это мутно! У меня все
просто: дают конфетку – жуй, наступают на голову – вякай. А то развели
философий – тапочки поставить негде! Кстати, хочешь хохму?
Хохмы Дафна не хотела, но вопрос был скорее
риторический, потому что ведьму, которая хочет что-то рассказать, остановить
можно только пулеметной очередью. И то не факт, что сразу.
– Тут недавно к Эссиорху девица одна
стала приставать. Назойливая – жуть! Я ее вначале чуть на рапиру не насадила, а
потом поняла, что она не клеилась, а в секту его заманивала. А он у меня
вежливый, отказать твердо не может. Она на него давит: «Вы верите, что
существуют высшие силы, которые управляют нашей жизнью? Не хотите ли узнать о
них больше?» – а моя детина что-то блеет в духе: «Да я-то не против, да мне вот
рисовать надо». Я устыдилась, что напрасно разбушевалась, и к ним в секту
Тухломона записала. Он теперь карьеру делает с чудовищной скоростью. Ему
американские братья даже медальку поощрительную прислали.
Дафна подошла к окну. Она увидела, что Мефодий
стоит рядом с Прасковьей и с интересом трогает ручной тормоз велосипеда.
Некоторое время спустя Прасковья слезла, уступая ему место. Меф запрыгнул на
седло, пощелкал скоростями и, пустив Прасковью на багажник, поехал с ней
куда-то.
– На месте света я подзаняла бы деньжат и
купила бы ему велосипед, – посоветовала Улита.
– Зачем?
– А так просто. Африканских женихов
ловили на колокольчики. Привяжут к некрасивой невесте много колокольчиков и,
пока он их трогает, тащат к шаману, или кто у них там для регистрации брака. А
развод там только через сто ударов дубиной с гвоздями, так что семьи получаются
прочные.
– Очень рада за африканских невест, но я
– пас, – спокойно сказала Дафна.
Ведьма взяла ее за руку и развернула к себе.
– Ты мне только одно скажи, и я
преспокойно отправлюсь есть свою утреннюю курочку. Тебя что, Прасковья совсем
не бесит? – спросила она.
– Да. Она меня немного злит, –
честно признала Даф. – Но это ничего. Именно потому, что она меня злит, я
и понимаю, что она хорошая.
Улита заморгала вначале обоими глазами, а
затем для убедительности каждым по отдельности.
– А теперь можешь то же самое, но
по-русски?
– Могу. У меня есть внутренний барометр.
Как только в моей душе шевельнется и вскипит досада или раздражение – значит,
передо мной хороший человек или в чем-то хороший человек. На действительно
плохих людей не раздражаются по определению. И еще признак: если чудовищно не
хочется браться за какое-то дело – значит, именно оно тебе сейчас необходимо.
Улита напряженно задумалась, осмысливая нечто
совершенно для нее новое. Однако надолго ее не хватило. Отяжелевшая мысль
взлетала к небу с усилием, как раскормленная гусыня, и то по большой
необходимости.
– Бр-рр! Ну, ты меня и загрузила! Пойду
воплощать твой совет про «не хочется, значит, надо». Мне вот сейчас совершенно
не хочется завтракать. Пожалуй, заставлю себя и поем, – сказала ведьма.
* * *
Велосипед шел легко, надежно, устойчиво.
Толстые рифленые шины уверенно брали высокие бровки. Руль тоже был хорош: не
настолько гоночный, чтобы ехать, согнувшись в три погибели, но и не
чайниковский, когда держишься за него, как за забор.
Меф ехал и даже через куртку ощущал прохладные
ладони Прасковьи, лежавшие у него на плечах. Когда же она касалась пальцами его
шеи, что происходило нередко, то щекотный холодок пробегал по телу, забираясь
даже в ботинки.
«А ведь мне нравится», – подумал Меф.
В тот момент, когда эта мысль посетила его,
Прасковья засмеялась, и шею Мефа обожгло жаром. Усмиряя ее, Меф, не снижая
скорости, переехал через валявшуюся толстую доску, чтобы новую наследницу мрака
как следует тряхнуло на багажнике. Прасковью и в самом деле тряхнуло, однако
дурь не вытрясло, потому что в ответ она засмеялась еще громче.
Когда Меф, много петлявший в переулках,
затруднился бы уже сказать, где они, Прасковья принялась стучать его по спине.
Буслаев свернул налево, заметив выезд к каналу, переехал узкую дорогу и
остановился.
– Жалко стало велик? – спросил Меф
разочарованно. Он был не прочь еще покататься.
Вместо ответа Прасковья взяла велосипед обеими
руками, с усилием подняла его над парапетом и швырнула в канал. Велосипед
скрылся почти мгновенно. Последней мелькнула пухлая черная шина.
– Ага. Значит, тебе ничего не жалко… А
какой вопрос надо было задать, чтобы ты сама в воду скаканула? Просто
теоретически? – с обидой за велосипед поинтересовался Меф.
Прасковья попыталась дать ему затрещину.
Буслаев легко поймал ее руку, но она ухитрилась оцарапать ему ладонь.
– Знаешь, есть такие волшебные таблетки.
Называются: «экстракт корня валерианы». Хочешь, подарю? – предложил Меф
устало.
На этот раз в нос Буслаеву полетел уже кулак.
Он ушел от него, сделав полшага назад.
– В общем, я не настаиваю. Я просто
высказал свое мнение. Даже не утверждаю, что авторитетное, – сказал Меф.
Разговаривая с Прасковьей, он ощущал себя
человеком, который ватной палочкой осторожно обрабатывает кому-то болезненную
рану. Одно неловкое касание, даже не неловкое, а просто недостаточно бережное –
и сразу вопль. Не девушка, а сплошное минное поле. Куда ни ступишь – сразу
взрыв. С другой стороны, он и сам был виноват: смущался и говорил глупости.
Привык, видно, что Даф всякую его словесную глупость покроет любовью и
пониманием.
Напряженно глядя на Мефа, Прасковья принялась
оживленно жестикулировать, точно желая спросить его о чем-то.
– Не понимаю, – сказал Буслаев
совсем осторожно, чтобы в него снова что-нибудь не полетело.
Прасковья нетерпеливо мотнула головой. Сунув
руку в карман, она выдернула из него блокнот и маркер.
«ИДИ ЗА МНОЙ!» – написала она.
– Почему ты без Ромасюсика?
Прасковья вновь склонилась над блокнотом.
Маркер в ее руке быстро запрыгал, сокращая и сглатывая слова:
«ЧТБ. НЕ ПРБЛТ. Н. ВСТР. – ТЙН».
– Тайна от кого? – спросил Меф,
прикинув, что Улите и Даф, к примеру, она уже известна.
