Эдя некоторое время поразмыслил, а затем по
влажной черте определил место на странице, куда утыкался его нос, и решил, что
это знак свыше купить именно эти ботинки.
В вечную жизнь Эдя верил не особо, зато черным
кошкам дорогу всегда уступал. И правильно: где нет вечности, там балом правят
черные кошки.
Глава 15
Нули и минус единицы
– А чем слово «нуль» отличается от слова
«ноль»?
– «Нуль» – это то, чем я себя ощущаю.
«Ноль» же это то, чем я являюсь.
Разговор Мошкина и Чимоданова
Эссиорх положил кисть, отошел на несколько
шагов и бросил взгляд на только что законченный небольшой холст.
– Мазня! Души нет! Была до какого-то
момента, а потом ускользнула, – сказал он грустно.
– А вроде похоже… – неуверенно
произнесла Ирка.
На картине, откинувшись на подушки, полусидел
Багров и отрешенно смотрел в пустоту. Бессильные руки забыто лежали на коленях.
Под глазами залегли фиолетовые круги. По этому признаку можно было заключить,
что Эссиорх начал работу над картиной дня два-три назад. Сегодняшний Матвей
выглядел значительно бодрее.
– Картина, сделанная ради «похоже»,
называется фотография. Нажимаешь на кнопочку, и появляется еще одно никому не
нужное «похоже», – ворчливо произнес Эссиорх.
Корнелий подошел к картине, оценивающе склонил
голову на одну сторону, на другую.
– Заметь, садюга какая! Человек болеет, а
он вместо того, чтобы лечить, его малякает! Таким творческим личностям валик в
руки и – заборы красить… А вообще прикольно получилось! Как живой! –
одобрил он.
– Я и так живой! – обиделся Матвей.
Свесив ноги, он сидел на кровати и улыбался.
– Я ты лежи-лежи! Не выступай,
пижамщик! – прикрикнул на него Корнелий.
«Пижамщиком» Багров был назван не случайно.
Пижама у него действительно была нелепейшая – розовая, в пухлявых зайчиках и
мятых сердечках. Ирка даже Антигону на ласту наступила, когда первый раз ее
увидела.
– Это он мне ее дал! – наябедничал
Багров, кивая на Эссиорха.
– И чего такого? У меня не склад дома.
Какая попалась – такую достал. Обычная неудачливая пижама, – оправдываясь,
произнес тот.
– Неудачливая?
– Ну да. Из-за нее распалась молодая
семья. Жена подарила ее мужу на день рождения. А муж такой болезненно
самоутверждающийся и сам себе тяжелый. Кирпичи кулаком разбивает, гвозди
строительные гнет, топор с пластиковой рукояткой в машине возит, перед зеркалом
убийственный взгляд по тридцать минут в день отрабатывает, – а тут нате-получите! –
зайчики! – пояснил Эссиорх.
– А муж ее не носил? – на всякий
случай уточнил чистоплотный Багров.
– Издеваешься? Он сломал о стену две
костяшки на правой руке, порвал на себе рубашку и в меру гордо удалился.
– Тогда все как-то грустно, –
сказала Ирка.
– А по мне так ничего грустного, –
без тени юмора ответил Эссиорх. – Теперь он живет в ремонтируемой квартире
у друга. Спит на туристическом коврике. Днем смывает штукатурку, переносит
межкомнатные перегородки, каждое утро пробегает по семь километров, а через
четыре месяца вернется к жене нормальным обновленным человеком. Свет все в
конечном итоге устраивает лучшим образом, если, конечно, сам человек буйно и
бессмысленно не сопротивляется. Но даже в этом случае все устраивается к
лучшему.
Валькирия-одиночка неудачно повернулась,
позволив свету упасть на ее левую щеку. Заметив на скуле у Ирки след недавнего
боя, Багров вскочил.
– Кто это сделал? – крикнул он.
Ирка не видела повода создавать из этого
тайну.
– Мужик один, – пояснила она.
– Какой мужик?
– Ксерокса паспорта он не оставил.
– Мне паспорт не нужен! Я все равно его
отыщу! – заявил Матвей.
Для человека в пижаме с зайчиками вид у него
был крайне решительный.
– Искать никого не надо. Всех, кого надо,
уже нашла добрая тетя Таамаг, – успокоила его Ирка.
Багров смирился, но упрямо заявил, что больше
он ее одну не оставит. Без него Ирка моментально получает в глаз. Нет, решено,
он переодевается и немедленно телепортирует в Питер.
– Не советую. Там Ламина и Хола. А сейчас
еще и я туда отправлюсь, чтобы усилить их ряды! Так что все под контролем!
Болей до победного конца, морячок! – успокоил его Корнелий.
Он покосился на Эссиорха, в явном размышлении,
чего бы такого изречь ехидно-напутственного, поправил очки и снисходительно
произнес:
– Кстати, давно хотел тебе сказать! Не
обижайся, старичок, но ты нолик! Симпатичный такой, но нолик! Твои картины
кошмарны и соперничают в бездарности только с твоими же скульптурами!
Эссиорх пожелтел. Он не просил Корнелия
высказываться.
– Хорошо, я нолик. А ты что, плюсик, что
ли? – спросил он терпеливо.
– Ошибся, друг! Я сбалансированный и
мудрый знак равенства! – ударив себя в грудь, произнес Корнелий.
Эссиорх посмотрел в пол, вздохнул и подвинул
Корнелия к двери.
– Топай давай, знак равенства! –
сказал он миролюбиво.
Корнелий позволил вытолкать себя в коридор.
Было слышно, как он идет и громко назидает:
– Крепись, старичок! В твоем возрасте
главное удовольствие, которое должно оставаться в жизни, – создавать
условия для удовольствий других. Если ты не согласен, я всегда к твоим услугам:
на шесть и по хло… А-а-а! Только не коленом! Ты подло напал на меня сзади! Я
был не готов!
– Он довольно забавный! – сказала
Ирка Матвею.
Если не считать Антигона, который с кислым
лицом трепал бакенбарды, в комнате они были вдвоем.
– Ага. Первые пятнадцать минут, –
согласился Багров. – Но когда тебя в семидесятый раз вызовут на дуэль, это
немного утомляет. Хочется схватить вилку и награждать множественными дырками
все, что поблизости.
Ирка засмеялась. Ей нравились молодые люди с
чувством юмора. Интересно, слово «нравиться» теперь тоже табу? У кого бы
спросить?
– И что ты тут делаешь целыми днями? Тебе
не скучно?
Багров посмотрел на нее удивлением.
– Почему мне должно быть скучно?
– Тут же тихо. Нет никого. Эссиорх же
уходит, наверное, часто.
