– Ну и что? Человеку не должно быть
скучно с самим собой. Если он боится тишины, что-то с ним не в порядке. Значит,
он пытается нечто в себе растоптать, – сказал Матвей убежденно.
Ирка быстро взглянула на него. Она всегда
пугалась и одновременно радовалась, когда кто-то высказывал мысли, приходившие
ей самой. Она и сама замечала, что многих людей буквально колбасит от тишины.
Они физически не находят себе места, если случайно в ней оказываются. Начинают
метаться. Пытаются включить телевизор, радио – все, что угодно. Должно быть, в
эти минуты бедняги с ужасом обнаруживают, что они живые, реально существующие,
а не только жующие, спящие или потребляющие, и попытаются поскорее заглушить в
себе ужас самостоятельного бытия. Убейте меня кто-нибудь, бормочите, орите,
рассказывайте мне ваши якобы последние и якобы важные новости – только чтобы я
поскорее забыл, что я – это я, и поскорее вновь растворился бы в жвачном бытии!
Багров подошел к Ирке и остановился совсем
близко.
– Знаешь, когда я в первый раз понял, что
ты мне нравишься? Очень нравишься? – спросил он.
Ирка напрягла память.
– Хм… Когда мы вместе тренировались? Пока
я не обленилась? – спросила она, предполагая, что парням должно нравиться
все конно-спортивное.
– Нет. Как-то мы с тобой пошли к Бабане,
и я наблюдал, как ты вставляешь на зарядку аккумуляторы. От фотика, плеера, еще
от чего-то… Ты вытряхивала их, вставляла, вщелкивала. Одних зарядников у тебя
было штук пять, и все торчали щупальцами заблудившегося спрута.
– Серьезно, что ли? – спросила Ирка
разочарованно. Уж больно незначительное было событие. Ей рисовалось нечто более
романтическое.
– Ага! А потом тебе не хватило розеток.
Мы отправились в магазин, и ты потребовала: «Дайте мне удлинитель на четыре
дырки!» Я как-то очень ярко запомнил и магазин, и сонного продавца, и тебя в
тот момент. Ты была стремительная, собранная, радостная! Много всяких странных
и слившихся воспоминаний!
– Я такого не запомнила, – грустно
сказала Ирка.
Матвея это не удивило.
– Человек почему-то редко запоминает моменты,
когда бывает внутренне гармоничен. Напротив, если про некий момент ему самому
кажется, что он был хорош, то, скорее всего, тогда он был просто жалок, –
кивнул Багров.
Ирка все никак не могла выкинуть из головы эти
идиотские аккумуляторы.
– А если тебе встретится кто-то, у кого
еще больше зарядников и кто вставляет батарейки еще быстрее? Да любая
продавщица из магазина электротехники? Тогда что? – спросила она.
Конечно, влюбляться ей ни в кого нельзя, но
все равно интересно.
Багров поморщился.
– Да при чем тут это? В который раз
замечаю, что правду лучше не говорить. Особенно ту, что касается всяких
моментов и воспоминаний, – проворчал он.
– Да ладно! – отмахнулась Ирка
великодушно. – Чего уж там! Если надо будет вставить вилку в розетку,
всегда зови! Команда валькирий придет к тебе на помощь!
Багров засмеялся.
– Знаешь, я доволен, что Гопзий двинул
мне по мозгам. У него, конечно, были другие мотивации, но мозги он мне
вправил, – сказал он.
– А что, раньше у тебя было что-то не так
с головой? – сочувственно спросила Ирка.
– Думаю, да. Раньше я так остро не
ощущал, что счастлив и у меня есть все поводы для счастья. Вечно хотелось
чего-то еще.
– А сейчас?
– Сейчас я в себе разобрался. Я понимаю,
что мне нужен только один человек. Человек, который понимает меня, разделяет
мои мысли, чувства и эхом откликается на всякое движение души.
– Вы уронили шпаргалку, граф! –
насмешливо сказала Ирка, которой его слова показались слишком книжными. –
Ты и так сидишь у себя в лодочном сарае, как Робинзон Крузо. Чего тебе еще
надо?
– У Робинзона Крузо имелись остров и
лодка. Кроме этого, у него была подзорная труба, ружья, дикарь Пятница, козы и
куча всевозможного притащенного с корабля барахла. В материальном плане он был
куда обеспеченнее меня. Но у Робинзона не было тебя, и поэтому не я должен ему
завидовать, а он мне.
Иркино воодушевление постепенно улетучилось.
Теперь она испытывала усталость, почти тоску.
«Как все скучно… Слова, слова! А вот смог бы
он, интересно, любить меня такой, какая я есть? Не валькирию, а девушку на
коляске? Мечтательницу с располневшим лицом и мертвыми ногами? Девушку, которой
я снова мгновенно стану, если нарушу кодекс валькирий?» – подумала она.
Эта мысль отрезвила и охладила Ирку, как
холодный душ. Она подумала, что впредь будет чаще использовать ее в минуты
искушений. Ничто так трезво и быстро не ставит человека на место, как голые
факты.
* * *
Антигон уронил на себя плохо стоявший
глушитель от мотоцикла и на одной ласте упрыгал в коридор, вопя, что разберется
с Эссиорхом и разорвет его на тысячу маленьких гномиков.
– Интересно, с точки зрения света кто
больше виноват: тот, кто оставил грабли валяться зубьями кверху, или кто на них
наступил? А если его никто не просил гулять по чужому участку? – с
интересом уточнил Багров.
Ирка была рада, что он оставил наконец опасную
тему. Она подошла к окну. Множество снежинок порхало в ярком, заливавшем город
солнечном свете. Невесомые, стремительные, они не падали, а в потоке теплого,
вдоль дома поднимавшегося воздуха взмывали ввысь.
– Впервые вижу снег при таком сияющем
солнце! Посмотри! – сказала Ирка.
Багров посмотрел.
– Видела грибной дождь? – спросил
он.
– Я поняла ход твоих мыслей. Это грибной
снег, – сказала Ирка.
Багров не ответил. Внезапно он крикнул: «Жди
здесь!» – и, повернувшись, метнулся из комнаты. Кажется, он ухитрился сшибить с
ног Антигона и налететь на Эссиорха, потому что из коридора Ирка услышала
сдвоенный недовольный вопль.
Ирка замешкалась, недоумевающе вглядываясь в
очерченный рамой прямоугольник мира. Ей было непонятно, что увидел Багров и
куда он мчится в одной пижаме, теряя комнатные тапки. В окне она ничего не
увидела, но все же кинулась за Матвеем и нагнала его уже у подъезда.
Багров стоял, нетерпеливо озираясь. В руках у
него поблескивал неизвестно когда и откуда появившийся клинок. Понимая, что
Матвей мало похож на паникера, Ирка поспешно призвала копье, хотя по-прежнему
не замечала ничего опаснее порхающего снега и темных, зримо сырых от впитанной
влаги стволов осенних деревьев.
