– Умница, синьор помидор! –
одобрительно произнес Арей, обращаясь к Улите. – Помнит мои уроки! Всякий
раз, как клинок окажется близко от тела противника и надо его возвращать,
проведи лезвие вдоль тела противника – урона особого не нанесет, но он вынужден
будет защищаться, а не атаковать!
Отслеживая глазами положение рук Гопзия, Меф
увидел, как его левая ладонь неприметно скользнула по рукояти. Это означало,
что, раз его противник предупреждает скрещивание запястий, удар, скорее всего,
будет нанесен верхний диагональный, в ключицу. Широко шагнув вперед, на
сближение, Меф позволил вражескому клинку соскользнуть с его меча и навершием
нанес Гопзию сильный тычок в лицо, разбив ему скулу.
Голова Руриуса Третьего коротко дернулась. Меф
рассчитывал, что Гопзий попытается отойти назад и разорвать дистанцию. Это даст
ему возможность прокрутить меч через левое запястье, атаковав его сбоку, сверху
или в любое место, где тот не будет успевать с защитой.
Однако несмотря на пропущенный удар, Гопзий не
доставил ему такого удовольствия. Вместо того чтобы отходить, он рванулся
вперед, задев Буслаева плечом, пробежал шага три-четыре и вновь повернулся,
готовый к продолжению схватки. Малозаметный тычок навершием в лицо видели не
все, лишь те, кто находился от Мефа по правую руку.
Арей отнесся к успехам своего подопечного
скептически.
– А мальчик-то развоевался! Один подбитый
глаз и одна царапина в его боевом активе уже имеются! Не слишком много, но по
бедности и это хорошо! Теперь главное, чтобы наш петушок не возгордился! Я
знавал бойца, которому посчастливилось на дуэли отрубить противнику фалангу
мизинца. Он так обрадовался, что зазнался и ему тотчас снесли руку, а за рукой
и голову.
Арей знал, о чем предупреждал. Опытный боец
тем и отличается от отважного чайника, что умеет переживать периоды неудач. Уже
через двадцать секунд клинок Гопзия, отыскав щель в обороне Буслаева, скользнул
по его ребрам. Прикосновение было мимолетным, и Меф очень удивился, когда внезапно
ощутил боль, похожую на длинный ожог. Вниз по коже наперегонки побежали легкие
быстрые капли. Меф не видел их под одеждой, но ощущал их щекотные
прикосновения. К счастью, майка быстро прилипла к ране, и кровотечение
остановилось.
– Ну что, в расчете? Еще бы на пальчик в
сторону, и я был бы совсем доволен! – с задором крикнул Гопзий.
Уходя от рубящего удара в голову, он попытался
провести изогнутый. Классическое krumphau из древних немецких учебников Майера
и Зютера. Ускользнув от удара и сместившись, Гопзий ударил сразу позади меча
Мефа, стараясь, чтобы собственные руки закрывали Буслаеву обзор и он не знал
бы, где защищаться. Гопзий учел все или почти все, за исключением небольшой
детали. Движение Мефа оказалось финтом, за которым следовал высокий боковой
удар.
Спасло Гопзия то, что лезвие меча Мефа
скользнуло по гарде его опускающегося меча, после чего оба клинка, никак не
ожидавшие встретить друг друга, растерянно отпрянули с глуховатым звоном.
– Ты видела, Улита? Мы едва не получили
два трупа! – удовлетворенно отметил Арей. – И как тебе этот закон
клинической нелепости? Это нечто в стиле: два боксера, случайно столкнувшиеся
головами во время приветствия, попали на больничную койку.
– Тебе повезло! – процедил Гопзий
сквозь зубы.
– А тебе, можно подумать, нет! –
парировал Меф.
Не допуская мечом размашистых движений,
клинком он работал скупо, стараясь не вытягивать слишком рук, чтобы не забить
раньше времени мышцы. Все внимание он уделял теперь тактической правильности
перемещений, стараясь двигаться так, чтобы выматывать Гопзия и заставлять его
делать как можно больше лишних движений.
Страж мрака пытался атаковать, но всякий раз
его клинок встречал сталь в момент, когда надеялся встретить плоть. Отражая
удары Гопзия, Меф постоянно смещался по кругу в неудобную тому сторону,
вынуждая Гопзия вертеться.
Буслаев постепенно начинал ощущать, что бой
переломился. Он, Меф, поймал внутреннюю волну, почувствовал противника каждой
клеточкой своего тела и знал, что, сидя на легкокрылой птице удачи, рано или
поздно загонит его.
Так вот в чем заключалась хитрость Арея!
Готовя ученика к схватке, он заблаговременно смешал Мефа в его собственных
глазах с грязью, Гопзия же, напротив, вознес как бойца на пьедестал, в то время
как в действительности силы их были вполне сопоставимы.
Гопзий начинал ошибаться в движениях,
повторялся в предсказуемости атак, всякий раз из хвостатой стойки используя
одну и ту же обманку с перебросом, и вообще, что называется, сдувался. Однако
Меф не расслаблялся. Он слишком хорошо понимал, что двуручный меч относится к
такого рода оружию, которое дает всякому сражающемуся право на единственную
ошибку.
«В дуэли на топорах и двуручниках редко бывают
раненые! Это вам не рапирки!» – любил повторять гуманнейший Петруччо Чимоданов,
взрастивший в щедрых ноздрях своих не один вирус докучливого осеннего гриппа.
Гопзий тоже все прекрасно понимал. Красивое
лицо его сморщилось и смотрело на Мефа печеным яблоком. Он то отступал, то шел
на очевидные подрезы. Оказываясь близко от Мефа, он применял не запрещенные, но
все же не принятые в благородном бою приемы. Пытался, сблизившись, перехватить
гарду меча Мефа рукой и, придерживая меч, ударить его в голову локтем. Или,
выставив жесткую защиту, коротко пнуть Буслаева ногой в коленную чашечку. Или
той же ногой сделать подцеп, чтобы, рывком заставив Мефа потерять равновесие и
вытянув на себя, догнать его круговым ударом меча по задней части шеи.
Меф оценил уровень подлянок, однако сам на
подлянки не разменивался. Помнил слова Арея, что, когда у тебя есть ложка (то
есть меч), глупо пытаться есть суп, вымакивая его носком и отжимая носок в рот.
К тому же, хотя по части подлянок Гопзий казался изобретательным, до Чимоданова
ему было так же далеко, как обычному ежу до противотанкового.
Гопзий и додуматься не мог, например,
подослать к Мефу со спины Зудуку, выучив его пользоваться электрошоком. Или,
зная привычку противника внешней стороной ладони вытирать залитые потом брови,
заранее позаботиться, чтобы его боевая перчатка была посыпала красным, мелко
помолотым перцем.
Убедившись, что противник благодушно
воспринимает попытки вывести его из себя, Гопзий утратил весь свой лоск.
Тартарианский красавчик на глазах превращался в бешеного хорька. Если вначале
он и пытался сражаться честно, то лишь до тех пор, пока существовала
вероятность, что голова Мефа свалится с плеч без особых усилий. Теперь же
ситуация изменилась.
Отшагнув, Гопзий на мгновение отпустил рукоять
и, скользнув ладонью к цепи эйдоса, коротко дернул ее. Меф отметил, что сосулька
дарха коснулась чего-то маленького, светло-костяного, прикрепленного к одному
из звеньев цепи и окованного поверху тусклым ободком меди.
