Ничему не удивляясь, Меф приподнялся и сел. Он
сидел и хихикал, дергаясь от смеха, как от икоты, и пытаясь сообразить, куда
подевался Гопзий. Голова все еще дико кружилась от удара. Кроме того, Буслаева
начинало подташнивать.
В теперешнем полунормальном состоянии Мефа ему
померещилось, что Гопзий пошел за кефиром. За каким кефиром? Почему за кефиром?
Такая вот игра сознания.
– Эй! Ты где? А кефир? – начал
Буслаев и тут внезапно увидел сапог Гопзия.
Увидел одновременно с тем, как помраченное
сознание сумело воспроизвести и осмыслить то, что произошло несколько мгновений
назад. Впервые Меф осознал в полной мере, какое неумолимое оружие тяжелое
метательное копье, посланное резкой и подготовленной рукой.
После копья Таамаг, ударившего его в грудь,
каблуки сапог Гопзия проволоклись по песку сантиметров семьдесят. Бросок был
такой силы, что из спины вышел не только наконечник, но и примерно еще
полпальца древка.
Гопзий покрылся мелкой сетью трещин, а зрачки
стали пустыми, белыми и твердыми. Одежда окаменела и покрылась мелкими
пепельными чешуйками, как отслаивающаяся штукатурка на стене. В груди торчало
отполированное множеством прикосновений древко, примерно до половины покрытое
изморозью.
Все это заняло не больше трех четвертей
секунды. Когда же они миновали, Гопзию в шею вошло копье Радулги. Если у копья
Таамаг главной доминантой была мощь, то удар копья Радулги напоминал
стремительный, хотя и чуть запоздавший, укол шилом. Серую, с белыми глазами
статую мгновенно охватило пламя – алое, ровное, без длинных языков и
потрескивания. Пламя это пожирало камень с легкостью, в которую невозможно было
поверить. Страшный жар огня Меф ощущал даже в двух шагах.
Без копья Фулоны, примчавшегося треть
мгновения спустя после копья Радулги, если разобраться, легко можно было бы
обойтись, но все же оно принеслось, обратив охваченную огнем фигуру в
совершенное ничто. Обычно ничто подразумевает хотя бы пепел, однако сейчас не
было даже и его. Лишь, звякнув, свалилась на землю и быстро, как змея, корчась,
поползла куда-то цепь дарха.
Кто-то из темных стражей поспешно наступил на
дарх и, будто невзначай наклонившись, сунул в карман. Через секунду дарха со
всеми его эйдосами словно и не было. Хоть ищи, хоть обыскивай – ничего не
найдешь. Только честные глазки будут мигать на тебя со всех сторон. «Что упало
– то пропало», – закон, возникший не на пустом месте.
Дарх исчез бесследно, опустевшая же цепь
таинственно оказалась подброшенной на прежнее место. Вор не желал рисковать.
Первым в полной мере осознал то, что
произошло, быстроглазенький. Тотализаторщики всегда соображают быстро, особенно
когда рискуют потерять деньги.
– Обман! – заверещал он. –
Обман! Валькирии убили Гопзия! Нарушение! Бейте их!
Темная масса стражей, изумленно затихшая было
на несколько мгновений, пришла в движение и волной двинулась на валькирий.
Строгий четырехугольник зрителей сломался.
Понимая, что, если ничего не предпринять,
схватка неминуема, Фулона поспешно подскочила и, схватив цепь, подняла ее.
– Обман! Вот смотрите! – крикнула
она, двумя пальцами срывая с цепи зуб.
Зуб этот она показала сперва Арею, а затем,
вытянув руку, Прасковье, сбежавшей с помоста. Арей вгляделся в то, что сжимали
пальцы валькирии, и нахмурился.
– Вот собака! Я же говорю: не в медовухе
тут было дело! – пробурчал он, с гневом разглядывая единственно уцелевшую
подошву от сапога Гопзия.
Несмотря ни на что, темная и светлая волны
продолжали медленно сближаться. Ирка, стоявшая рядом с Бэтлой, вскинула копье,
выискивая глазами цель. Ей было очевидно, что если где-то на линии волны
соприкоснутся, общей схватки не миновать.
Дафна выхватила флейту, прикрывая Эссиорха и
Корнелия, которые за локти уже оттягивали Мефа поближе к линии светлых. Сам
герой, хотя упорно и пытался вызвать отвоеванный меч, был сейчас не в том
состоянии, чтобы им грамотно воспользоваться. Он хоть и пытался демонстрировать
воинственность, был так слаб, что у него отнял бы сабельку полуторогодовалый
младенец.
Ромасюсик повизгивал и метался, пытаясь
передать приказ Прасковьи, однако к Ромасюсику прислушивались не больше, чем к
мухе, которая пытается сесть на микрофон после окончания концерта. Некий потный
и краснолицый тартарианец, поставивший на Гопзия полсотни эйдосов, небрежным
толчком в грудь сшиб Ромасюсика с ног.
– Требую мой выигрыш! Буслаев валялся, и
его хотели добить! Остальное меня не волнует! – рявкнул он.
Крик его был поддержан множеством других,
сходных, с той только разницей, что ставившие деньги на Мефа платить
отказывались и в свою очередь требовали свой выигрыш.
– Мерзость какая! Глотки друг другу за
десяток эйдосов перегрызть готовы. Не думала, что стражи мрака сами искушаются
пороками, которые выпускают в мир, – презрительно сказала Хола.
Подмосковная валькирия Гелата, стоявшая рядом
с занесенным для броска копьем, коротко оглянулась на нее:
– Ты еще скажи, что на ликероводочных
заводах работают исключительно трезвенники, а кассирам неинтересно получать
зарплату, потому что держать деньги в руках им на работе надоело!
Массивный клинок Арея, до того направленный на
валькирий, опустился, на несколько секунд замер вертикально, после чего, описав
полукруг, нацелился в грудь тотализаторщику.
– Тихо! Все высказываются по очереди! Кто
там больше всех выступал? Давай ты! – рявкнул он.
Быстроглазенький поступил мудро. Достав из
кармана узкие треснутые очочки, он водрузил их на переносицу, деловито
посмотрел на меч Арея и заявил, что уступает трибуну следующему оратору.
– Я просто пытался довести до вашего
сознания мысль, что убивать Гопзия валькириям было необязательно. Факт
нарушения правил честного боя надо было сперва доказать в установленном
порядке, – добавил он, виляя голосом, как пес хвостом.
Подхлестываемый кнутом воли Прасковьи,
Ромасюсик вновь робко попытался что-то вякнуть и получил несколько адресных пинков.
Шоколадный юноша ябедливо скользнул между двух охранников и, размазывая по лицу
шоколадные слезы, жалобно уставился на хозяйку.
Прасковье не понравилось, что ее никто не
слушает, а на Ромасюсика все орут. Она нетерпеливо рванула его за плечо и
вскочила на помост. Воспаленные и покусанные губы вспыхнули алым. На правой
скуле мигнуло ржавое пятно.
– Ложись! – громким шепотом сказала
Улита и тотчас, ничего больше не поясняя, первой поспешно бросилась на землю.
Дафна, доверявшая здоровому чувству самосохранения
Улиты, мгновенно последовала ее примеру, потянув за собой Мефа.
