— У нас есть что-нибудь на завтрак? — спросила Беатрис.
Хелин беспомощно пожала плечами.
— У нас не осталось ни куска хлеба. Нет никаких овощей. Я сварила эрзац-кофе, и это все.
Беатрис выпила чашку кофе, больше похожего на воду. В доме не было ни сахара, ни молока, поэтому подсластить коричневатую жидкость было нечем.
Хелин, бессильно уронив руки, сидела за столом, жаловалась на Эриха, причитала, что скоро все они умрут голодной смертью, а под конец заявила, что ей все равно, есть у них еда или нет, потому что она и так не может проглотить ни кусочка.
Беатрис села на веранде и принялась смотреть в сад, где Пьер, под присмотром охранника, пропалывал грядки. Работал он медленно и часто останавливался, чтобы перевести дух. Он с утра тоже ничего не ел, и, казалось, вот-вот упадет. Охранник жевал кусок древесной коры и смотрел перед собой невидящим взглядом.
Солнце уже довольно высоко поднялось над восточным горизонтом, суля жаркий день. «Надо убраться в столовой», — вяло подумала Беатрис, но она была настолько измотана, что понимала: на уборку у нее просто не хватит сил. Внутренний голос говорил ей, что на этот раз Хелин не ошиблась в своих мрачных прогнозах: Эрих сегодня не даст им покоя.
День обещал быть тяжелым, и дело было не в погоде — жаркой, сухой, но не душной. В доме царило какое-то тихое, медленно вибрирующее напряжение, набиравшее силу под обманчиво спокойной поверхностью. Все напоминало пресловутое затишье перед бурей, обманчивую безмятежность, одурманившую людей и природу. В этой тишине была зловещая фальшь. Под покровом тишины зрело что-то страшное и жуткое.
Около трех часов дня охранник упал в обморок. Солдат весь день просидел на бревне, сдирал с него кору и меланхолично ее жевал. Как и всем на острове, есть ему было нечего. С утра он был очень бледен, но здесь давно не видели краснощеких здоровяков, и эта бледность не особенно бросалась в глаза. С полудня охранник перестал понукать Пьера, и Беатрис решила, что и он, наконец, проникся сочувствием к несчастному Пьеру, который окончательно выбился из сил, и понуждать его к физическому труду было просто бесчеловечно. Пьер прилег в тени яблони и, закрыв глаза, время от времени отирал со лба пот. Дышал он часто и поверхностно.
Охранник встал — видимо, решив пойти за водой, — еще сильнее побледнел и грохнулся на землю. Падал он, как в замедленной съемке, — неотвратимо и беззвучно. Упав, солдат больше не шевелился.
Беатрис, которая все еще сидела на веранде, борясь с безжалостной слабостью, встала.
— Что это с ним? — спросила она.
Пьер с трудом поднялся, подошел к охраннику и присел рядом с ним.
— Голодный обморок, — сказал Пьер. — Он без сознания.
Беатрис во все глаза уставилась на пленного француза, но тот в ответ лишь устало улыбнулся.
— Нет, мадемуазель, спасибо, — он прекрасно понял, чего ждала от него девушка. — Я не убегу. Не знаю, куда бежать, да, к тому же, я слишком слаб. Я остаюсь. Скоро все и так кончится.
— Надо перенести его в тень, — сказала Беатрис. Собравшись с силами — которых у обоих оставалось не слишком много — они подтащили бесчувственного охранника к яблоне, под которой только что лежал Пьер. Беатрис принесла кружку холодной воды, смочила солдату лоб и растерла запястья.
— Надо позвать врача, — нерешительно сказала Беатрис, — что-то он долго не приходит в себя.
В этот момент охранник открыл глаза и, ничего не понимая, посмотрел на Пьера и Беатрис. Веки его дрожали.
— Что со мной? — спросил он.
Не успела Беатрис ответить, как охранник снова закрыл глаза, вздохнул и отключился.
— Я позвоню доктору Уайетту, — Беатрис вскочила на ноги. От этого быстрого движения в глазах у нее потемнело. Девушка пошатнулась и ухватилась за яблоню, чтобы не упасть. Закрыв глаза, она немного постояла, дожидаясь, пока пройдет головокружение. Когда она наконец открыла глаза и обернулась, то сразу увидела вышедшего на веранду Эриха. Он был бледен как смерть и держал в руке пистолет. За ним, как маленькая жалкая тень, жалась Хелин с лицом, оцепеневшим от страха.
События развертывались с такой быстротой, что Беатрис только потом удалось вспомнить их последовательность и понять, что же, собственно, происходило.
Эрих спустился с веранды в сад и направил оружие на Пьера, который, по-прежнему, лежал в траве рядом с охранником.
— Ну, теперь, — сказал Эрих, — ты от меня не уйдешь.
Пьер не делал ни малейшей попытки бежать, и мысль о его бегстве могла возникнуть только в воспаленном воображении осатаневшего Эриха, быстро пришедшего в ярость.
Хелин вскрикнула от ужаса. Этот крик был больше похож на писк испуганной птички. Он возник и замер, и Эрих не обратил на него никакого внимания.
«Не делай этого!» — мысленно закричала Беатрис. Трагедия надвигалась неумолимо, но Беатрис была не способна ни словом, ни делом остановить ее. Все застыли на месте, парализованные ненавистью, бурлившей в глазах Эриха.
Эрих выстрелил в Пьера, но промахнулся. Пуля ударила в землю рядом с ним. Пьер не пошевелился.
— Беги! — закричала Беатрис. — Беги же!
Эрих выстрелил еще раз. На этот раз он попал Пьеру в ногу. Молодой француз вскрикнул от боли и прижал руку к ране. Пуля попала ему чуть ниже колена. Пьер, наконец, начал двигаться и попытался уползти прочь от Эриха по траве, но шансов уйти у него не было, потому что впереди была заросшая травой лужайка, на которой Пьер представлял бы собой отличную мишень.
— Пистолет! — не выдержав, крикнула Беатрис. — Пьер, пистолет! Стреляй! Стреляй в него!
Несмотря на охватившую его панику, Пьер понял, что имела в виду Беатрис — оружие бесчувственного охранника. Пьер повернулся и подполз к солдату.
Эрих выстрелил еще раз. Пуля снова попала Пьеру, который уже успел вытащить из кобуры пистолет охранника, в ногу и швырнула его на землю.
Эрих сделал еще два шага вперед.
«Он наслаждается, — подумала Беатрис, вглядевшись в выражение лица Эриха, — он наслаждается этой игрой».
Эрих ждал. Он ждал, когда серый от боли Пьер соберется с силами, ждал, когда он поднимет выпавший из руки пистолет, ждал, когда француз снимет оружие с предохранителя и направит на него.
Они выстрелили одновременно.
На этот раз Эрих промахнулся. Пуля взметнула фонтанчик земли довольно далеко от Пьера.
Но сам Эрих в этот момент рухнул на землю, как срубленное дерево. Он упал и не шевелился.
Наступила неестественная, поистине мертвая тишина. Умолкли даже щебетавшие в саду птицы, напуганные выстрелами. Тишина стояла такая, словно мир затаил дыхание. Солнце освещало призрачную сцену с тремя лежавшими в траве мужчинами и двумя застывшими на месте женщинами, толком не понявшими, что произошло. На сцене лежали и два пистолета, как реквизит, с точным расчетом положенный на нужное, предназначенное ему место.
