И они опять пошли дальше – куда глаза глядят, просто
наудачу. Им больше ничего не оставалось делать, как только идти, идти не
останавливаясь. Надежда снова ожила в них на короткое время – не потому, что
было на что надеяться, но потому, что надежде свойственно оживать, пока человек
еще молод и не привык к неудачам.
Скоро Том взял у Бекки свечу и загасил ее. Такая
бережливость значила очень много. Никаких объяснений не понадобилось. Бекки и
так поняла, что это значит, и опять упала духом. Она знала, что у Тома в
кармане есть еще целая свеча и три или четыре огарка, и все-таки нужно было
беречь их.
Скоро дала себя знать усталость; дети не хотели ей
поддаваться: им было страшно даже подумать, как это они будут сидеть, когда
надо дорожить каждой минутой; двигаться хоть куда-нибудь все-таки было лучше и
могло привести к спасению, а сидеть – значило призывать к себе смерть и
ускорять ее приход.
Наконец слабенькие ножки Бекки отказались ей служить. Она
села отдыхать. Том сел рядом с ней, и они стали вспоминать своих родных,
друзей, удобные постели, а главное – свет! Бекки заплакала, и Том старался
придумать что-нибудь ей в утешенье, – но он столько раз повторял все это, что
его слова уже не действовали и были похожи на насмешку. Бекки так измучилась,
что задремала и уснула. Том был и этому рад. Он сидел, глядя на ее осунувшееся
личико, и видел, как от веселых снов оно становится спокойным, таким, как
всегда. Скоро на ее губах заиграла улыбка. Мирное выражение ее лица немножко
успокоило самого Тома и помогло ему собраться с духом – он стал думать о
прошлом и весь ушел в смутные воспоминания. Он долго сидел, глубоко
задумавшись, как вдруг Бекки проснулась с тихим веселым смехом, но он тут же
замер у нее на губах и сменился жалобным стоном.
– Как это я могла уснуть! Мне хотелось бы никогда, никогда
не просыпаться! Нет, нет! Я больше не буду, Том! Не смотри на меня так! Я
больше не буду так говорить!
– Я рад, что тебе удалось уснуть, Бекки; теперь ты
отдохнула, и мы с тобой найдем дорогу к выходу.
– Попробуем, Том. Только я видела во сне такую прекрасную
страну. Мне кажется, мы скоро там будем.
– Может, будем, а может, и нет. Развеселись, Бекки, и пойдем
искать выход.
Они встали и пошли дальше, взявшись за руки и уже ни на что
не надеясь. Они попробовали сообразить, сколько времени находятся в пещере, –
им казалось, что целые недели. Однако этого не могло быть, потому что свечи у
них еще не вышли. Прошло много времени – сколько именно, они не знали, – и Том
сказал, что надо идти потихоньку и прислушиваться, не капает ли где вода, – им
надо найти источник. Скоро они нашли источник, и Том сказал, что пора опять
отдыхать. Оба они смертельно устали, однако Бекки сказала, что может пройти еще
немножко дальше. Ее удивило, что Том на это не согласился. Она не понимала
почему. Они сели, и Том глиной прилепил свечу к стене. Оба они задумались и
долго молчали. Потом Бекки заговорила:
– Том, мне очень хочется есть!
Том достал что-то из кармана.
– Помнишь? – спросил он.
Бекки улыбнулась через силу.
– Это наш свадебный пирог, Том.
– Да, жалко, что он не с колесо величиной, ведь больше у нас
ничего нет.
– Я спрятала его на пикнике, чтобы потом положить под
подушку, как делают большие со свадебным пирогом, но для нас это будет…
Она так и не договорила. Том разделил кусок пополам, и Бекки
с удовольствием съела свою долю, а Том только отщипнул от своей. Холодной воды
было сколько угодно – нашлось, чем запить еду.
Через некоторое время Бекки предложила идти дальше. Том
помолчал с минуту, потом сказал:
– Бекки, ты можешь выслушать то, что я тебе скажу?
Бекки побледнела, но сказала, что может.
– Вот что, Бекки, нам надо остаться здесь, где есть вода для
питья. Этот огарок у нас последний.
Бекки дала волю слезам. Том утешал ее, как умел, но это
плохо помогало. Наконец Бекки сказала:
– Том!
– Что ты, Бекки?
– Нас хватятся и будут искать!
– Да, конечно. Непременно будут.
– Может быть, они уже ищут нас, Том!
– Да, пожалуй, уже ищут. Хорошо бы, если так.
– Когда они хватятся нас, Том?
– Когда вернутся на пароход, я думаю.
– Том, тогда будет уже темно. Разве они заметят, что нас
нет?
– Не знаю. Во всяком случае, твоя мама хватится тебя, как
только все вернутся домой.
По испуганному лицу Бекки Том понял, что сделал промах.
Бекки не ждали домой в этот вечер. Дети примолкли и задумались. Через минуту
Бекки разрыдалась, и Том понял, что ей пришла в голову та же мысль, что и ему:
пройдет все воскресное утро, прежде чем миссис Тэтчер узнает, что Бекки не
ночевала у миссис Гарпер.
Дети не сводили глаз с крохотного огарка, следя, как он
медленно и безжалостно таял, как осталось, наконец, только полдюйма фитиля; как
слабый огонек то вспыхивал, то угасал, пуская тоненькую струйку дыма, помедлил
секунду на верхушке, а потом воцарилась непроглядная тьма.
Сколько прошло времени, прежде чем Бекки заметила, что
плачет в объятиях Тома, ни один из них не мог бы сказать. Оба знали только, что
очень долго пробыли в сонном оцепенении, а потом снова очнулись в полном
отчаянье. Том сказал, что сейчас, должно быть, уже воскресенье, а может быть, и
понедельник. Он старался вовлечь Бекки в разговор, но она была слишком
подавлена горем и ни на что больше не надеялась. Том сказал, что теперь их,
надо полагать, давным-давно хватились и начали искать. Он будет кричать, и,
может быть, кто-нибудь придет на крик. Однако в темноте отдаленное эхо звучало
так страшно, что Том крикнул один раз и замолчал.
Часы проходили за часами, и скоро голод снова начал терзать
пленников. У Тома оставался кусочек от его доли пирога; они разделили его и
съели. Но стали еще голоднее – этот крохотный кусочек только раздразнил
аппетит.
Вдруг Том сказал:
– Ш-ш! Ты слышала?
Оба прислушались, затаив дыхание. Они уловили какой-то звук,
похожий на слабый, отдаленный крик. Том сейчас же отозвался и, схватив Бекки за
руку, ощупью пустился по коридору туда, откуда слышался крик. Немного погодя он
опять прислушался; опять раздался тот же крик, как будто немного ближе.
– Это они! – сказал Том. – Они идут! Скорей, Бекки, теперь
все будет хорошо!
