В другой раз, перед самым рассветом, мы причалили к верхнему
концу острова – и вдруг видим: с западной стороны плывет к нам целый дом. Дом
был двухэтажный и здорово накренился. Мы подъехали и взобрались на него –
влезли в окно верхнего этажа. Но было еще совсем темно, ничего не видно; тогда
мы вылезли, привязали челнок и сели дожидаться, когда рассветет.
Не успели мы добраться до нижнего конца острова, как начало
светать. Мы заглянули в окно. Мы разглядели кровать, стол, два старых стула, и
еще на полу валялось много разных вещей, а на стене висела одежда. В дальнем
углу лежало что-то вроде человека. Джим окликнул:
– Эй, ты!
Но тот не пошевельнулся. Тогда и я тоже окликнул его. А
потом Джим сказал:
– Он не спит – он мертвый. Ты не ходи, я сам пойду погляжу.
Он влез в окно, подошел к лежащему человеку, нагнулся,
поглядел и говорит:
– Это мертвец. Да еще к тому же и голый. Его застрелили
сзади. Должно быть, дня два или три, как он умер. Поди сюда, Гек, только не
смотри ему в лицо – уж очень страшно.
Я совсем не стал на него смотреть. Джим прикрыл его каким-то
старым тряпьем, только это было ни к чему: я и глядеть-то на него не хотел. На
полу валялись старые, замасленные карты, пустые бутылки из под виски и еще две
маски из черною сукна, а все стены были сплошь исписаны самыми скверными
словами и разрисованы углем. На стене висели два заношенных ситцевых платья,
соломенная шляпка, какие-то юбки и рубашки и мужская одежда. Мы много кое-чего
снесли в челнок – могло пригодиться. На полу валялась старая соломенная шляпа,
какие носят мальчишки; я ее тоже захватил. А еще там лежала бутылка из-под
молока, заткнутая тряпкой, чтоб ребенку сосать. Мы бы взяли бутылку, да только
она была разбита. Были еще обшарпанный старый сундук и чемодан со сломанными
застежками, и тот и другой стояли раскрытые, но ничего стоящего в них не
осталось. По тому, как были разбросаны вещи, видно было, что хозяева убежали
второпях и не могли унести с собой все пожитки.
Нам достались: старый жестяной фонарь, большой нож без
ручки, новенький карманный ножик фирмы Барлоу (такой ножик ни в одной лавке не
купишь дешевле, чем за полдоллара), много сальных свечей, жестяной подсвечник,
фляжка, жестяная кружка, рваное ватное одеяло, дамская сумочка с иголками,
булавками, нитками, куском воска, пуговицами и прочей чепухой, топорик и
гвозди, удочка потолще моего мизинца, с большущими крючками, свернутая в трубку
оленья шкура, собачий ошейник, подкова, пузырьки из-под лекарств, без ярлыков;
а когда мы собрались уже уходить, я нашел довольно приличную скребницу, а Джим
– старый смычок от скрипки и деревянную ногу. Ремни вот только оторвались, а
так совсем хорошая нога, разве только что мне она была длинна, а Джиму коротка.
А другую ногу мы так и не нашли, сколько не искали.
Так что, вообще говоря, улов был неплохой. Когда мы
собрались отчаливать от дома, совсем уже рассвело. Мы были на четверть мили
ниже острова; я велел Джиму лечь на дно челнока и прикрыл его ватным одеялом, –
а то, если б он сидел, издали было бы видно, что это негр. Я стал править к
иллинойсскому берегу с таким расчетом, чтобы нас отнесло на полмили вниз по
течению, потом держался под самым берегом, в полосе стоячей воды. Мы вернулись
на остров без всяких приключений, никого не повстречав.
Глава 10
После завтрака мне пришла охота поговорить про мертвеца и
про то, как его убили, только Джим не захотел. Он сказал, что этим можно
накликать беду, а кроме того, как бы мертвец не повадился к нам таскаться по
ночам, – ведь человек, который не похоронен, скорей станет везде шляться, чем
тот, который устроен и лежит себе спокойно на своем месте. Это, пожалуй, было
верно, так что я спорить не стал, только все думал об этом: мне любопытно было
знать, кто же это его застрелил и для чего.
Мы хорошенько осмотрели одежду, которая нам досталась, и
нашли восемь долларов серебром, зашитые в подкладку старого пальто из попоны.
Джим сказал, что эти люди, наверное, украли пальто: ведь если б они знали про
зашитые деньги, так не оставили бы его здесь. Я ответил, что, верно, они же
убили и хозяина, только Джим не хотел про это разговаривать.
Я ему сказал:
– Вот ты думаешь, что это не к добру, а что ты говорил
позавчера, когда я принес змеиную кожу, которую нашел на верху горы? Ты
говорил, будто хуже нет приметы, как взять в руки змеиную кожу. А что плохого
случилось? Мы вот сколько всего набрали, да еще восемь долларов в придачу!
Хотел бы я, чтоб у нас каждый день бывала такая беда, Джим!
– Ничего не значит, сынок, ничего не значит. Ты не оченьто
расходись. Беда еще впереди. Попомни мои слова: она еще впереди.
Так оно и вышло. Этот разговор был у нас во вторник, а в
пятницу после обеда мы лежали на травке у обрыва; у нас вышел весь табак, и я
пошел в пещеру за табаком и наткнулся там на гремучую змею. Я ее убил, свернул
кольцом и положил Джиму на одеяло: думаю, вот будет потеха, когда Джим найдет у
себя на постели змею! Но, конечно, к вечеру я про нее совсем позабыл. Джим
бросился на одеяло, пока я разводил огонь, а там оказалась подружка убитой змеи
и укусила Джима.
Джим вскочил да как заорет! И первое, что мы увидели при
свете, была эта гадина: она свернулась кольцом и уже приготовилась опять
броситься на Джима. Я ее в одну минуту укокошил палкой, а Джим схватил папашину
бутыль с виски и давай хлестать.
Он был босиком, и змея укусила его в пятку. А все оттого,
что я, дурак, позабыл: если где-нибудь оставить мертвую змею, подружка
обязательно туда приползет и обовьется вокруг нее. Джим велел мне отрубить
змеиную голову и выбросить, а потом снять со змеи кожу и поджарить кусочек
мяса. Я так и сделал. Он съел и сказал, что это его должно вылечить. И еще он
велел мне снять с нее кольца и привязать ему к руке. Потом я потихоньку вышел
из пещеры и забросил обеих змей подальше в кусты: мне вовсе не хотелось, чтобы
Джим узнал, что все это из-за меня вышло.
Джим все потягивал да потягивал из бутылки, и время от
времени на него что-то находило: он вдруг начинал вертеться и орать, как
полоумный, а потом опомнится – и снова примется за бутыль.
Ступня у него здорово распухла, и вся нога выше ступни тоже;
а потом мало-помалу начало действовать виски. Ну, думаю, теперь дело пойдет на
поправку. Хотя, по мне, лучше змеиный укус, чем папашина бутыль.
