Джим сказал, что камень будет еще хуже бревна и уйдет такая
пропасть времени, пока все это выдолбишь, что этак он и не освободится никогда.
Том сказал, что я ему буду помогать, и подошел посмотреть, как у нас
подвигается дело с перьями. Ужасно скучная и противная была работа, такая с ней
возня! И руки у меня никак не заживали после волдырей, и дело у нас что-то
плохо двигалось, так что Том сказал:
– Я знаю, как это уладить. Нам все равно нужен камень для
герба и для скорбных надписей, вот мы и убьем двух зайцев одним камнем. У
лесопилки валяется здоровый жернов, мы его стащим, выдолбим на нем все, что надо,
а заодно будем оттачивать на нем перья и пилу тоже.
Мысль была неплохая, да и жернов тоже был ничего себе, и мы
решили, что как-нибудь справимся. Еще не было полуночи, и мы отправились на
лесопилку, а Джима усадили работать. Мы стащили этот жернов и покатили его
домой; ну и работа же с ним была – просто адская! Как мы ни старались, а он все
валился набок, и нас чуть-чуть не придавило. Том сказал, что кого-нибудь одного
непременно придавит жерновом, пока мы его докатим до дому. Доволокли мы его до полдороги,
а сами окончательно выдохлись – обливаемся потом. Видим, что ничего у нас не
выходит, взяли да и пошли за Джимом. Он приподнял свою кровать, снял с ножки
цепь, обмотал ее вокруг шеи, потом мы пролезли в подкоп и дальше в пристройку,
а там мы с Джимом навалились на жернов и покатили его, как перышко, а Том
распоряжался. Распоряжаться-то он был мастер, куда до него всем другим
мальчишкам! Да он и вообще знал, как что делается.
Дыру мы прокопали большую, но все-таки жернов в нее не
пролезал; Джим тогда взял мотыгу и в два счета ее расширил. Том нацарапал на
жернове гвоздем эти самые надписи и засадил Джима за работу – с гвоздем вместо
зубила и с железным болтом вместо молотка, а нашли мы его среди хлама в
пристройке – и велел ему долбить жернов, пока свеча не догорит, а после этого
ложиться спать, только сперва велел ему спрятать жернов под матрас и спать на
нем. Потом мы ему помогли надеть цепь обратно на ножку кровати и сами тоже
решили отправиться ко сну. Вдруг Том что-то вспомнил и говорит.
– Джим, а пауки здесь у тебя есть?
– Нет, сэр! Слава богу, нет, мистер Том.
– Ну ладно, мы тебе достанем.
– Да господь с вами, на что они мне? Я их боюсь до смерти.
Уж, по мне, лучше гремучие змеи.
Том задумался на минутку, а потом и говорит:
– Хорошая мысль! И, кажется, так и раньше делали. Ну, само
собой, делали. Да, просто замечательная мысль! А где ты же будешь держать?
– Кого это, мистер Том?
– Да гремучую змею.
– Господи ты мой боже, мистер Том! Да если сюда заползет
гремучая змея, я убегу или прошибу головой эту самую стенку!
– Да что ты, Джим, ты к ней привыкнешь, а там и бояться
перестанешь. Ты ее приручи.
– «Приручи»!
– Ну да, что ж тут трудного? Всякое животное любит, чтобы
его приласкали, и даже не подумает кусать человека, который с ним ласково
обращается. Во всех книжках про это говорится. Ты попробуй только, больше я
тебя ни о чем не прощу, – попробуй дня два или три. Ты ее можешь так приручить,
что она тебя скоро полюбит, будет спать с тобой и ни на минуту с тобой не расстанется:
будет обертываться вокруг твоей шеи и засовывать голову тебе в рот.
– О! не говорите, мистер Том, ради бога! Слышать не могу!
Это она мне в рот голову засунет? Подумаешь, одолжила! Очень нужно! Нет, ей
долго ждать придется, чтобы я ее попросил. Да и спать с ней я тоже не желаю.
– Джим, не дури! Узнику полагается иметь ручных животных, а
если гремучей змеи ни у кого еще не было, тем больше тебе чести, что ты первый
ее приручишь, – лучше и не придумаешь способа прославиться.
– Нет, мистер Том, не хочу я такой славы. Укусит меня змея в
подбородок, на что тогда и слава! Нет, сэр, ничего этого я не желаю.
– Да ну тебя, неужели хоть попробовать не можешь? Ты только
попробуй, а не выйдет, возьмешь и бросишь.
– А пока я буду пробовать, змея меня укусит, тогда уж поздно
будет. Мистер Том, я на все согласен; если надо, что хотите сделаю; но только
если вы с Геком притащите гремучую змею, чтобы я ее приручал, я отсюда убегу,
верно вам говорю!
– Ну ладно, пускай, раз ты такой упрямый. Мы тебе достанем
ужей, а ты навяжи им пуговиц на хвосты, будто бы это гремучий, – сойдет и так,
я думаю.
– Ну, это еще туда-сюда, мистер Том, хотя, сказать вам по
правде, не больно-то они мне нужны. Вот уж не думал, что такое это хлопотливое
дело – быть узником.
– А как же, и всегда так бывает, если все делается по
правилам. Крысы тут у тебя есть?
– Нет, сэр, ни одной не видал.
– Ну, мы тебе раздобудем крыс.
– Зачем мистер Том? Мне крыс не надо! Хуже крыс ничего на
свете нет: никакого от них покою, так и бегают по всему телу и за ноги кусают,
когда спать хочется, и мало ли еще что! Нет, сэр, уж лучше напустите мне ужей,
коли нельзя без этого, а крыс мне никаких не надо – на что они мне, ну их
совсем!
– Нет, Джим, без крыс тебе нельзя, у всех они бывают. И,
пожалуйста, не упирайся. Узнику без крыс никак невозможно, даже и примеров
таких нет. Они их воспитывают, приручают, учат разным фокусам, и крысы к ним
привыкают, лезут, как мухи. А тебе надо бы их приманивать музыкой. Ты умеешь
играть на чем-нибудь?
– У меня ничего такого нет, разве вот гребенка с бумажкой да
еще губная гармошка; им, я думаю, неинтересно будет слушать.
– Отчего же неинтересно! Им все равно, на чем ни играют,
была бы только музыка. Для крыс сойдет и губная гармошка. Все животные любят
музыку, а в тюрьме так просто жить без нее не могут. Особенно если что-нибудь
грустное; а на губной гармошке только такое и получается. Им это всегда бывает
любопытно: они высовываются посмотреть, что такое с тобой делается… Ну, теперь
у тебя все в порядке, очень хорошо все устроилось. По вечерам, перед сном, ты
сиди на кровати и играй, и по утрам тоже. Играй «Навек расстались мы» – это
крысам скорей всего должно понравиться. Поиграешь минуты две – сам увидишь, как
все крысы, змеи, пауки и другие твари соскучатся и вылезут. Так и начнут по
тебе лазить все вместе, кувыркаться… Вот увидишь – им сделается очень весело!
– Да, им-то еще бы не весело, мистер Том, а вот каково мне
будет? Не вижу я в этом ничего хорошего. Ну, если надо, что ж, ничего не
поделаешь. Уж буду крыс забавлять, только бы нам с вами не поссориться.
Том постоял еще, подумал, не забыл ли он чего-нибудь, а потом
и говорит:
