А тетя Полли сказала, что Том говорит правду: старая мисс
Уотсон действительно освободила Джима по завещанию; значит, верно – Том Сойер
столько хлопотал и возился для того, чтобы освободить свободного негра! А я-то
никак не мог понять, вплоть до этой самой минуты и до этого разговора, как это
он ври таком воспитании и вдруг помогает мне освободить негра!
Тетя Полли говорила, что как только тетя Салли написала ей,
что Том с Сидом доехали благополучно, она подумала: «Ну, так и есть! Надо было
этого ожидать, раз я отпустила его одного и присмотреть за ним некому».
– Вот теперь и тащись в такую даль сама, на пароходе, за
тысячу сто миль, узнавай, что там еще этот дрянной мальчишка натворил на этот
раз, – ведь от тебя я никакого ответа добиться «в могла.
– Да ведь и я от тебя никаких писем не получала! – говорят
тетя Салли.
– Быть не может! Я тебе два раза писала, спрашивала, почему
ты пишешь, что Сид здесь, – что это значит?
– Ну, а я ни одного письма не получила.
Тетя Полли не спеша поворачивается и строго говорит:
– Том?
– Ну что? – отвечает он, надувшись.
– Не «что», озорник ты этакий, а подавай сюда письма!
– Какие письма?
– Такие, те самые! Ну, вижу, придется за тебя взяться…
– Они в сундучке. И никто их не трогал, так и лежат с тех
пор, как я их получил на почте. Я так и знал, что они наделают беды; думал, вам
все равно спешить некуда…
– Выдрать бы тебя как следует! А ведь я еще одно письмо
написала, что выезжаю; он, должно быть, и это письмо…
– Нет, оно только вчера пришло; я его еще не читала, но оно
цело, лежит у меня.
Я хотел поспорить на два доллара, что не лежит, а потом
подумал, что, может, лучше не спорить. И так ничего и не «казал.
Глава последняя
В первый же раз, как я застал Тома одного, я спросил его,
для чего он затеял всю эту историю с побегом, что он намерен был делать, если
бы побег ему удался и он ухитрился бы освободить негра, который был
давным-давно свободен. А Том на это сказал, что если бы нам удалось
благополучно увезти Джима, то мы проехались бы вниз по реке на плоту до самого
устья – приключений ради, – он с самого начала так задумал, а после того Том
сказал бы Джиму, что он свободен, и мы повезли бы его домой на пароходе,
заплатили бы ему за трату времени, послали бы вперед письмо, чтобы все негры
собрались его встречать, и в город бы его проводили с факелами и с музыкой, и
после этого он стал бы героем, и мы тоже. А по-моему, и без этого все кончилось
неплохо.
Мы в одну минуту освободили Джима от цепей, а когда тетя
Салли с дядей Сайласом и тетя Полли узнали, как хорошо он помогал доктору
ухаживать за Томом, они стали с ним ужасно носиться: устроили его как можно
лучше, есть ему давали все, что он захочет, старались, чтобы он не скучал и
ровно ничего не делал. Мы позвали Джима в комнату больного для серьезного
разговора; и Том подарил ему сорок долларов за то, что он был узником и все
терпел и так хорошо себя вел; а Джим обрадовался и не мог больше молчать:
– Ну вот, Гек, что я тебе говорил? Что я тебе говорил на
Джексоновом острове? Говорил, что грудь у меня волосатая и к чему такая
примета; а еще говорил, что я уже был один раз богатый и опять разбогатею; вот
оно и вышло по-моему! Ну вот! И не говори лучше в другой раз, – примета, она и
есть примета, попомни мое слово! А я все равно знал, что опять разбогатею, это
уж как пить дать!
А после этого Том опять принялся за свое и пошел и пошел:
давайте, говорит, как-нибудь ночью убежим все втроем, перерядимся и отправимся
на поиски приключений к индейцам, на индейскую территорию, недельки на две, на
три; а я ему говорю, ладно, это дело подходящее, только денег у меня нет на
индейский костюм, а из дому вряд ли я получу, потому что отец, должно быть, уже
вернулся, забрал все мои деньги у судьи Тэтчера и пропил их.
– Нет, не пропил, – говорит Том, – они все целы, шесть
тысяч, и даже больше; а твой отец так и не возвращался с тех пор. Во всяком
случае, когда я уезжал, его еще не было.
А Джим и говорит, да так торжественно:
– Он больше никогда не вернется, Гек!
Я говорю:
– Почему не вернется, Джим?
– Почему бы там ни было, не все ли равно, Гек, а только он
больше не вернется.
Но я к нему пристал, и в конце концов он признался:
– Помнишь тот дом, что плыл вниз по реке? Там еще лежал
человек, прикрытый одеялом, а я открыл и посмотрел, а тебя не пустил к нему? Ну
вот, свои деньги ты получишь, когда понадобится, потому что это и был твой
отец…
Том давно поправился и носит свою пулю на цепочке вместо
брелока и то и дело лезет поглядеть, который час; а больше писать не о чем, и я
этому очень рад, потому что если бы я раньше знал, какая это канитель – писать
книжку, то нипочем бы не взялся, и больше уж я писать никогда ничего не буду.
Я, должно быть, удеру на индейскую территорию раньше Тома с Джимом, потому что
тетя Салли собирается меня усыновить и воспитывать, а мне этого не стерпеть. Я
уж пробовал.
Конец.
С совершенным почтением Гек Финн.
