А вдалеке на Адас-Филде, у северного холма, полыхал черный дуб — бурея жухлыми листьями, обливаясь шипящим, слюной исходящим из коры соком, и сучья на фоне усеянного звездами ночного неба были подобны костям пылающей длани.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Медведь сказал, что видел пропавшую девушку.
Это было неделей раньше — до высадки в Каине, после которой осталось три трупа. Солнечный свет попал в плен к хищным облакам — косматым, грязно-серым, как дым от мусорной кучи. В воздухе стояло безмолвие, предвещающее дождь. Снаружи, беспокойно подергивая хвостом, тряпкой растянулась дворняга Блайтов. Уместив морду меж передних лап, она лежала с открытыми встревоженными глазами. Блайты жили в Портленде на Дартмут-стрит, с видом на воды укромного залива Каско. Обычно там кружится множество птиц — чайки, утки, чирки, — но сегодня пернатых почему-то не наблюдалось. Мир был как будто из стекла, которое должно вот-вот разбиться под действием невидимых сил.
Мы молча сидели в небольшой гостиной. Медведь апатично поглядывал в окно, словно выжидая, когда падут первые капли дождя и подтвердят некий невысказанный страх. По навощенному дубовому паркету не двигалась ни одна тень, даже наша собственная. Слышалось тиканье фарфоровых часов на камине, в окружении фотографий из лучших времен. Я поймал себя на том, что неотрывно смотрю на снимок, где Кэсси Блайт прижимает к голове квадратную академическую шапку, кисточка которой, распушившись на ветру, дыбится как оперение всполошенной птицы. У Кэсси были темные курчавые волосы, губы, великоватые для лица, и слегка неуверенная улыбка. Тем не менее ее карие глаза смотрели мирно, без печали.
Медведь перестал наконец озирать пейзаж и попробовал взглянуть в глаза Ирвингу Блайту и его жене, но это у него не получилось, и он уставился себе под ноги. Встречаться взглядом со мной он избегал с самого начала, как будто отказывался сознавать само мое присутствие в комнате. Мужчина он был крупный, в потертых синих джинсах, зеленой майке и кожаном жилете, который теперь не особо вмещал его пузо. За время отсидки Медведь отпустил длинную, веником, бороду и всклокоченные сальные патлы до плеч. С той поры как мы с ним виделись в последний раз (считай, с той поры, когда он сел), у него появились и кое-какие тюремные татуировки: неказисто выколотая женская фигура на правом предплечье, кинжальчик под левым ухом. Синие глаза осоловели, а детали своего повествования он иногда припоминал не сразу. Что и говорить, фигура патетическая; человек, у которого будущее считай что осталось позади.
Когда паузы чересчур затягивались, эстафету, тронув Медведя за лапищу, перенимало сопровождающее лицо и вело рассказ, покуда Медведь не выбирался на относительно прямой отрезок тропы своего припоминания. Сопровождающее лицо было облачено в бирюзовый костюм с белой сорочкой, на которой узел красного галстука был до того велик, что смотрелся не то как зоб, не то как нарост. Портрет дополняли круглогодичный загар и серебристо-седая шевелюра. Это был Арнольд Сандквист, частный сыщик.
Сандквист занимался делом Блайтов, пока один знакомый не предложил им поговорить со мной. Неофициально — возможно, по простоте душевной — я посоветовал отказаться от услуг Арнольда Сандквиста, которому они каждый месяц исправно выплачивали полторы тысячи, якобы на розыски их дочери. Шесть лет назад, вскоре после выпуска, она как в воду канула. Сандквист был вторым частным сыщиком, которого Блайты наняли для выяснения обстоятельств исчезновения Кэсси. Будь у него, как у рыбы-прилипалы, присоска на темени, он бы смотрелся откровенным паразитом. Был он таким скользким, что, когда ходил на взморье купаться, у прибрежных птиц наверняка налипало на перья масло. Я выяснил, что за пару лет он, действуя вроде как от имени супругов, сумел развести их тысяч на тридцать. Такого стабильного источника дохода, как Блайты, в нашем Портленде еще поискать. Неудивительно, что он теперь всеми силами пытался удержать их доверие и деньги.
Рут Блайт позвонила мне за час до того, как к ним должен был приехать Сандквист — якобы с какими-то новостями насчет Кэсси. Я в это время колол дрова на зиму — кленовые, березовые, — и у меня не было времени даже переодеться. Поэтому приехал как был — с клейким древесным соком на руках, в заношенных джинсах и мятой майке с надписью «Arm the Lonely».
[2]
И вот он передо мной, Медведь, — свежачок, только что из тюряги штата. В карманах побрякивают обсиженные мухами «колеса» откуда-нибудь из Тихуаны, дома дожидается справка об условно-досрочном освобождении, а сам он путано объясняет, где и при каких обстоятельствах видел мертвую девушку.
Потому что Кэсси Блайт была мертва. Я это знал и подозревал, что знают и ее родители. Может статься, они почувствовали некую боль, спазмом сжавшую сердца, и инстинктивно поняли, что с их единственным ребенком случилась беда, что он уже никогда не вернется, хоть они и будут держать его комнату в чистоте, каждую неделю стирая пыль и меняя дважды в месяц постельное белье, чтобы оно непременно было свежим на случай, когда дочь в конце концов появится у порога с фантастическими историями, объясняющими ее шестилетнее отсутствие. Пока они не удостоверились в обратном, остается шанс, что Кэсси жива, даром что часы на каминной полке тихо, с неброским знанием твердят о ее уходе.
Медведь отмотал три года в калифорнийской тюрьме за хранение краденых товаров. Вообще смекалкой он не отличался. До того был туп, что подворовывал товар, который по сути уже принадлежал ему. Кэсси Блайт он вряд ли отличил бы от мусоровоза — но гляди-ка, упорно, из раза в раз повторяет детали своего путаного повествования. Иногда он запинался и багровел от натужного припоминания событий, которые ему как пить дать вдолбил Сандквист, — о том, как он после отсидки в «Мул-Крике» отправился в Мексику, чтобы подправить нервишки на тамошних дешевых медикаментах; как случайно наткнулся на Кэсси Блайт в баре на бульваре Агуа-Калиенте, недалеко от ипподрома, где она попивала с каким-то мексиканцем гораздо старше своих лет; как они разговорились, когда мекс отлучился в сортир, и Медведь узнал, что девушка фактически его землячка из штата Мэн; как потом парень вернулся, посоветовал Медведю не совать нос куда не надо и поволок Кэсси в поджидавшую у бара машину. Кто-то в баре сказал Медведю, что того парня звать Гектор и у него какой-то притон возле Розаритобич. У Медведя не было денег, чтобы пуститься по следу парочки, но вместе с тем он был уверен, что та женщина — именно Кэсси Блайт. Ее фотографию он видел в газетах, которые ему посылала сестра, чтобы коротать время в тюрьме, даром что Медведь не смог бы прочесть даже показания счетчика парковки. Девушка даже оглянулась, когда он окликнул ее по имени. Несчастной, по его словам, она не смотрелась и вроде не давала понять, что ее удерживают против воли. Тем не менее первое, что он сделал, вернувшись в Портленд, это вышел на мистера Сандквиста, потому что мистер Сандквист — частный следователь с хорошей репутацией. Мистер Сандквист сказал Медведю, что тем делом больше не занимается, что вместо него нанят какой-то другой детектив. Однако Медведь желает работать только с мистером Сандквистом. Он ему доверяет. Он слышал о нем много хорошего и отзывы в газетах читал. Так что если Блайты хотят от Медведя помощи в Мексике, тогда Медведю надо, чтобы делом опять занялся мистер Сандквист. Сам Сандквист солидарно покачивал головой в такт объяснениям Медведя, как бы делая логические ударения на главных тезисах, и одновременно с неодобрением косился на меня.
