— Я человек слова, — сказал он. — Извольте получить полное брюхо золота.
Котелок наклонился, расплавленное золото полилось Манию в рот и хлынуло в горло, сжигая плоть и опаляя кости. Боль была невообразимой, но он умер не сразу, потому что у Скрюченного Человека были способы придержать смерть и продлить мучения. Скрюченный Человек наливал немного золота, давал ему остыть, потом наливал еще немного и так продолжал, пока он не наполнил Мания настолько, что золото пузырилось у него за зубами. К тому времени Маний, конечно же, умер, ведь даже Скрюченный Человек не мог бесконечно поддерживать его жизнь. В итоге Маний занял свое место в зале со стеклянными футлярами. Скрюченный Человек иногда заходил его проведать и хохотал, вспоминая одну из своих самых блестящих каверз.
В логове Скрюченного Человека было множество подобных историй. Тысяча комнат и в каждой по тысяче историй. В одном зале разместилась коллекция пауков, очень старых, очень мудрых и очень-очень больших, каждый в ширину больше четырех футов и с такими ядовитыми клыками, что одна капля яда, попавшая в колодец, могла убить целую деревню. Скрюченный Человек часто использовал их для охоты на тех, кто забредал в его тоннели. Обнаружив нарушителей владений, пауки укутывали их в шелк, утаскивали в свой затянутый паутиной зал и там медленно убивали, высасывая из них по капле.
В одной из гардеробных лицом к стене сидела женщина и бесконечно расчесывала свои длинные седые волосы. Иногда Скрюченный Человек заходил туда с теми, кто вызывал его раздражение, и когда женщина поворачивалась, они видели в ее глазах свое отражение, потому что глаза были из зеркального стекла. В этих зеркалах людям представал момент их смерти, и с тех пор они точно знали, когда и как придет их конец. Ты можешь подумать, что это не такое уж страшное знание, и будешь не прав. Нам не предназначено знать время или природу нашей смерти (ибо все мы втайне надеемся, что будем жить вечно). Люди, наделенные этим знанием, не могут ни спать, ни есть, ни наслаждаться жизнью, настолько их мучает то, что они увидели. Они словно заживо умирают, лишенные радости. Им не остается ничего, кроме страха и уныния, и когда наконец приходит смерть, они почти испытывают к ней благодарность.
В опочивальне находились обнаженная женщина и обнаженный мужчина. Скрюченный Человек приводил к ним детей (не тех особенных детей, дававших ему жизнь, а других: похищенных из деревень, сбившихся с дороги, заблудившихся в лесу), и мужчина с женщиной нашептывали им в полумраке своей спальни такие вещи, о которых детям знать не следует, дурные сказки о том, что делают взрослые под покровом ночи, пока спят их сыновья и дочери. Дети от этого мертвели внутри. Принужденные повзрослеть прежде времени, они утрачивали невинность, и их разум разрушался под грузом губительных мыслей. Вырастая, многие становились порочными мужчинами и женщинами, и разложение приумножалось.
В одной маленькой светлой комнатке стояло лишь зеркало, простое и без всяких украшений. Скрюченный Человек похищал людей из супружеских постелей, пока их вторые половины спали, сажал пленников перед зеркалом, и оно открывало все грязные тайны их мужей или жен. Все грехи, ими совершенные, и все грехи, которые они могли совершить, все измены, лежавшие на их совести, и все измены, на которые они способны. Затем пленники возвращались домой, а когда просыпались, не помнили ни комнаты, ни зеркала, ни самого похищения. В памяти оставалось лишь знание о том, что те, кого они любили и не сомневались в ответной любви, на самом деле совсем другие, в результате чего жизни рушились под грузом подозрений и боязни предательства.
Был еще зал, целиком заполненный водоемами. Каждый водоем показывал какую-то часть королевства, так что любая малость, случившаяся за пределами замка, становилась известна Скрюченному Человеку. Нырнув в водоем, Скрюченный Человек мог материализоваться в отражавшемся там месте. Воздух начинал дрожать и мерцать, вдруг появлялась рука, затем нога, а под конец лицо и сгорбленная спина Скрюченного Человека, мгновенно переместившегося из своего подземелья в комнату или поле, находившиеся за сотни миль от замка. У Скрюченного Человека была любимая пытка: он хватал мужчину или женщину, предпочтительно обладавших большими семьями, и подвешивал на цепях в комнате с водоемами. Затем на глазах похищенного он выслеживал и умерщвлял, одного за другим, всех членов семьи. После каждого убийства он возвращался в зал и слушал мольбы пленника — но ни крики, ни плач, ни взывания к милосердию не помогали. Он не щадил ни единой жизни. Когда все были мертвы, он заточал этих мужчин или женщин в самые глубокие и мрачные темницы и оставлял их там сходить с ума от горя и одиночества.
Мелкие несчастья, большие несчастья — все становилось маслом на хлеб Скрюченного Человека. Благодаря своей сети тоннелей и залу с водоемами он знал об этом мире больше любого, и это знание давало ему силу, необходимую, чтобы тайно править королевством. Он вечно рыскал в тенях другого мира, нашего мира, делал королей и королев из мальчиков и девочек. Он привязывал их к себе, убивая их души и заставляя предавать детей, которых они должны были защищать. Если кто-то пытался восстать против него, Скрюченный Человек обещал ему свободу вместе с ребенком, принесенным в жертву в результате сделки. Он говорил, что может вернуть к жизни хрупкие фигурки в склянках (чаще всего дети, подобно Джонатану Талви, очень быстро осознавали, какую ошибку совершили, заключив сделку со Скрюченным Человеком).
Но кое-что выходило из-под контроля Скрюченного Человека. Попадая в эту страну, посторонние изменяли ее. Они приносили с собой свои страхи, свои сны и кошмары, а здешняя земля делала их явью. Именно так появились на свет ликантропы. Они были наихудшими из страхов Джонатана: с раннего детства он ненавидел сказки про волков и оборотней. Когда Скрюченный Человек перенес его в королевство, эти страхи последовали за ним, и волки начали изменяться. Они одни не боялись Скрюченного Человека, словно в них обрела форму скрытая ненависть к нему, и число их росло. Теперь они стали величайшей угрозой для королевства, хотя и ее Скрюченный Человек надеялся использовать в свою пользу.
Мальчик по имени Дэвид отличался от всех тех, кого соблазнил Скрюченный Человек. Он помог уничтожить Бестию и женщину, обитавшую в Терновой крепости. Дэвид этого не сознавал, но они были в некотором смысле его страхами, именно он наделил их таким обличьем. Скрюченного Человека удивило, как мальчишка расправился с ними. Горе и гнев позволили ему совершить то, чего не смогли бы добиться люди постарше. Парень был силен, достаточно силен, чтобы преодолеть собственные страхи. А еще он начал справляться с ненавистью и ревностью. Такой мальчишка, если держать его под контролем, может стать великим королем.
Но время Скрюченного Человека стремительно таяло. Ему необходимо было высосать жизнь очередного ребенка. Если он съест сердце Джорджи, срок жизни младенца перейдет к Скрюченному Человеку. Если Джорджи отпущено прожить сто лет, Скрюченный Человек обеспечит себе это время, пока душа Джорджи будет заключена в одной из склянок. Нужно только, чтобы Дэвид, потворствуя своей ненависти, вслух произнес имя ребенка, тем самым погубив и себя, и его.
В часах Скрюченного Человека песка осталось меньше чем на день жизни. Было просто необходимо, чтобы Дэвид до полуночи предал своего единокровного брата. Сейчас, сидя в своем зале водоемов, Скрюченный Человек наблюдал за силуэтами, возникавшими на холмах вокруг замка, и впервые за многие десятилетия испытывал настоящий страх. Он внес последние штрихи в свой последний, отчаянный план.
