— Встать, руки вперед.
Он сделал, как ему сказали. Вошли двое охранников, один из них держал в руках звенящие цепи. Они зафиксировали его ноги и руки, прикрепив замки к цепи, идущей поперек груди.
— Что, мне даже не позволят почистить зубы? — спросил Молох.
Лицо охранника не выражало ничего.
— А зачем? Ты же не на свидание собрался.
— Откуда вы знаете? Вдруг мне повезет.
Рэйд, похоже, развеселился.
— Что-то я так не думаю. До сих пор тебе не везло, не повезет и в будущем.
— Удача — штука переменчивая.
— Никогда не думал, что ты оптимист.
— Вы меня совсем не знаете.
— Я знаю о тебе достаточно, чтобы утверждать, что ты умрешь в тюрьме.
— Вы что, судья и присяжные в одном лице?
— Нет, но через некоторое время я стану твоим палачом.
Он отступил в сторону, когда охранники выводили Молоха из камеры.
— Еще увидимся, мистер Рэйд.
Тот кивнул:
— Точно. Сдается мне, что мое лицо будет последним, что ты увидишь в своей жизни.
* * *
В тюремном дворе стоял черный джип «тойота». Рядом с ним — двое вооруженных детективов из офиса окружного прокурора. Молох кивком пожелал им доброго утра, но они проигнорировали его приветствие. Вместо этого они приковали его к кольцу, расположенному в полу внедорожника, потом убедились, что цепи закреплены надежно. Решетка отделяла заднее сиденье, предназначенное для заключенного, от сопровождающих. Изнутри на дверях не было ручек, и за спиной Молоха еще одна решетка шла от крыши до основания кузова.
Дверь с шумом захлопнулась.
— Позаботьтесь о нем как следует, — напутствовал один из надзирателей. — Не хотелось бы, чтобы он причинил себе какой-то вред, или что-то вроде того.
— Мы присмотрим за ним, — сказал один из детективов, высокий чернокожий мужчина по фамилии Мистерс. Его напарник Торрес закрыл за Молохом дверь и забрался на водительское сиденье.
— Устраивайся поудобней, — сказал он Молоху. — У тебя впереди длинный путь.
Но сейчас Молох молчал, казалось, упиваясь воздухом свободы и жизни за стенами тюрьмы.
* * *
Дюпре потягивал кофе, сидя в здании станции. Теоретически у него сегодня был выходной, но он проходил мимо и...
Это было очередным оправданием, поводом остаться на острове. Он не мог надолго покидать Убежище. Это знали большинство полицейских и не имели ничего против.
— Дуг Ньютон, — сказал он.
Кофе был с рынка, а пончик, который он ел, из числа тех, что Джо купил для двух дежурных полицейских.
Напротив него сидел Рон Берман и барабанил карандашом по столу, чередуя удары: то ластиком, то грифелем. Дюпре это достаточно сильно раздражало, но он решил не говорить ничего вслух. Берман ему нравился, и, учитывая то, что у некоторых других полицейских были куда более раздражающие привычки (например, у Фила Татла, напарника Бермана на этом дежурстве: Дюпре интересовало, мыл ли он руки после того, как сходит в туалет, хоть иногда), постукивание карандашом выглядело просто безобидным развлечением.
— Дуг Ньютон, — эхом отозвался Рон Берман. — Я принял вызов и сделал соответствующую запись в журнале, но, честно говоря, у нас обоих были дела поважнее, и это уже не первое его заявление подобного рода.
Дюпре протянул руку и взял у Бермана журнал. Да, вот запись, сделанная рукой Рона. В 7:30 утра, почти сразу после того, как Берман и Татл заступили на дежурство, когда на улицах было еще темно, Дуг Ньютон позвонил и сообщил о том, что маленькая девочка в сером платье досаждает его умирающей матери.
Опять.
— Ты в прошлый раз был там, да? — спросил Берман.
— Да, я съездил туда. Мы организовали поиски. Я даже обратился в Портленд и в полицию штата, чтобы проверить, не поступало ли заявлений о пропаже маленькой девочки, подходящей под описание Ньютона. Ничего такого не было.
На первый звонок Ньютона ответил Татл и посоветовал ему не тратить понапрасну время полицейских. Сейчас, уже утром, Дуг Ньютон позвонил в третий раз, только этот случай отличался от предыдущих.
На сей раз он заявил, что маленькая девочка пыталась проникнуть в спальню его матери через окно.
Дуг услышал крики старушки и вбежал в комнату как раз вовремя, чтобы увидеть, как маленькая девочка исчезает среди деревьев.
По крайней мере, он так говорил.
— Думаешь, он сходит с ума? — спросил Берман.
— Он всю жизнь прожил вместе с матерью и никогда не был женат, — задумчиво ответил Дюпре.
— Полагаешь, ему просто нужно бабу найти?
— Никогда не знал, что ты увлекаешься психологией.
— У меня много талантов.
— А бить карандашом по столу — один из них? Слушай, убери ты его в ящик, а то такое ощущение, что выступает худший барабанщик в мире.
— Прошу прощения, — смутился Берман. Он поспешно сунул карандаш в ящик стола и закрыл его, словно пытаясь уберечь себя от искушения снова достать его.
— По-моему, Дуг немного странный, но сумасшедшим я бы его не назвал, — сказал Дюпре. — У него нет столь богатого воображения, чтобы выдумать подобную вещь. За всю свою жизнь он побывал только в двух штатах, и я не знаю, в курсе ли он, что существуют еще сорок восемь, учитывая, что он там никогда не был. Так что либо он и вправду сходит с ума, либо маленькая девочка в сером платье действительно пыталась проникнуть в комнату его матери прошлой ночью.
Берман обдумал это.
— Значит, он сходит с ума?
Дюпре вернул ему журнал.
— Очевидно, он всего лишь простак. Я поеду к нему сегодня, и мы побеседуем обо всем случившемся. Меньше всего нам нужно, чтобы Дуг бросался с ружьем на девочек-скаутов, продающих печенье. Тебя волнует что-то еще?
На лице Бермана отразилось замешательство.
— Я думаю, Нэнси Тукер пыталась приударить за мной во время ужина. Вчера она подала мне дополнительную порцию бекона. Бесплатно.
— На острове острая нехватка порядочных мужчин. Она просто отчаявшаяся женщина.
— Большая отчаявшаяся женщина.
— И старовата для тебя.
— Еще как старовата, и у нее эта, ну, знаешь, дряблая кожа, свисающая с плеч.
— "Крылышки"?
— Что?
— Ну, знаешь, это так называется — «крылышки».
— Боже мой, и почему их так называют? Меня вся эта история пугает. Думаешь, если бы я сказал, что женат, это изменило бы линию ее поведения?
— Но ты не женат, и она это знает.
