— Ну? — он обратился к Брону. — Нет, ты только взгляни.
— А по мне все в порядке, — отозвался Брон.
Декстеру надоел фильм, и он достал свой DVD-плеер. Брон все равно не мог сосредоточиться на своей книге, поэтому решил смотреть фильм. Им все равно больше нечем было заняться, пока Скарф не свяжется с ними. Какое-то время Брон смотрел на экран и наконец изрек:
— Не-а. Я не могу сказать, что она не симпатичная. Я бы ее, пожалуй, даже трахнул. За бесплатно. Но ее рот... Даже не знаю, он слишком большой для ее лица. Кстати, кто она такая?
— Пенелопа Крус.
— Она замужем за ним, или как?
— Нет, просто совпадение. Хотя, я слышал, они встречаются.
— Гребаный Том Круз. Ты думаешь, это правда, что он...
— Что? Что он...
— Да.
— Нет. Ты думаешь, она стала бы появляться с ним, если бы он был... таким?
— Может быть, это только видимость.
— К черту видимость! К черту эту задницу!
— Да, но этот рот, он выглядит как-то неправильно...
Тэлл и Шеферд сидели в кафе рядом с гостиницей «Дейз Инн», ели блины, щедро посыпанные сахаром и сдобренные маслом и корицей. Старший слушал младшего. У Тэлла в голове было полно всякого дерьма, но это все было очень интересное дерьмо.
Вот, к примеру, пока они сидели в кафе, туда въехал парень в инвалидной коляске на колесах. На нем были брюки цвета хаки и черная майка. Ног не было ниже колен, а брюки заколоты, зато руки казались огромными, мощными. Шеферд подумал, что парень, наверно, поднимал себя по склону горы вверх, чтобы нарастить такие мышцы. Вдруг Тэлл сказал:
— Ты знаешь, что мой брат был калекой?
— Не свисти.
— Он потерял ногу во Вьетнаме за пару месяцев до конца войны.
— Какую ногу?
— Правую.
— Врешь.
— Он пришел домой на костылях с подколотой штаниной, совсем как у этого парня, хотя у брата осталась целой одна нога. Но он был в отчаянии.
— У парня было право впасть в отчаяние: он потерял ногу.
— Конечно. Это ужасная вещь — потерять конечность. Он заперся у себя в комнате, пил, ходил под себя, спал во всем этом дерьме. Никто не мог справиться с ним. А потом однажды ему позвонили. Эд Салливан. Ты помнишь Эда Салливана?
— Да, он был каким-то странным на вид парнем. Лицо и тело у него как будто от двух разных людей.
— Да, у него были короткие руки, это факт. Ну, как бы там ни было, Эд был большим сторонником войны и хотел внести свою лепту, поэтому он пригласил некоторых ветеранов Вьетнама в свое шоу, и мой брат оказался одним из них. Он любил Эда Салливана.
— И что, он поехал на шоу?
— Черт, да, поехал! Его и его дружков доставили туда. В студию их привезли на лимузинах, усадили в первом ряду и все такое. Они все потеряли руки или ноги во Вьетнаме. Эд настаивал на том, чтобы все парни были калеками, потому что иначе они были бы как все, понимаешь? Пока шли репетиции шоу, Эд велел камеры и свет навести прямо на них, потом он поднял большой шум вокруг всего, начал разогревать публику, и аудитория принялась шуметь, громко хлопать, выкрикивать возгласы одобрения. Эд взглянул на парней, улыбнулся им своей широкой улыбкой и велел принять низкий поклон публики. Я имею в виду, что Эд Салливан велел, чтобы они встали и приняли низкий поклон благодарных сограждан. Тогда мой брат и его товарищи по несчастью поднялись.
— Да? И что? Они встали...
— А мой брат упал. У него была только одна нога. Он поднялся, немного покачался и завалился на бок. Разбил себе голову. Большинство других парней, которые тоже потеряли ноги, постарались удержаться прямо, опираясь руками о поручни кресел, хотя тоже держались очень нетвердо. Но не мой братец. Это было не для него. Он собирался стоять смирно и принимать овации, раз Эд Салливан велел ему сделать это. Он любил Эда Салливана.
— Парень, который настолько любил какого-то другого парня, что старался встать по стойке смирно на одной ноге только потому, что тот велел ему сделать так? Твой брательник, должно быть, просто балдел от Эда.
— Нет, совсем даже нет. Дело в том, что ему очень понравилось, что Эд обращался с ним так, как будто бы у него все еще были обе ноги. А после этого мой брат раздобыл себе протез. Он хотел стоять смирно в следующий раз, когда какой-нибудь важный человек велит ему это. Брат обычно снимал ногу, когда ложился спать. Вот из-за этого он и умер. В его доме был пожар, и, когда поднялась тревога, все вокруг уже было в дыму. Он умер, пытаясь найти свою искусственную ногу. Он не хотел оставаться калекой, который будет смешно выглядеть, выскакивая из горящего дома. Он хотел сохранить чувство собственного достоинства. Шоу Эда Салливана научило его этому. Он любил Эда Салливана.
— Без дураков?
— Без дураков.
Любопытно, подумал Шеферд. Интересно, что это имело значение для Тэлла.
— Мы однажды брали банк в Пенсаколе, — начал Шеферд, который любил, чтобы последнее слово оставалось за ним. — Мы провели две недели, изучая место будущего дела. Это было в старые времена, до того как появились все эти системы безопасности, лазеры и всякое прочее дерьмо.
— Это было другое время, — усмехнулся Тэлл. — Теперь, чтобы взять банк, надо иметь высшее образование.
— Да, теперь это действительно тяжелая работа, никаких сомнений. Ну, так вот, мы влезли в банк утром в начале рабочего дня. Входит управляющий, за ним — служащие, а следом, до того, как у них появляется шанс закрыть дверь, входим мы.
— И?
— А внутри уже стоят два парня в масках, которые тоже собираются взять этот банк. Они забрались туда через крышу ночью и уже стояли там, когда вошел управляющий.
— Не врешь?
— И вот мы вроде как смутились, ну, понимаешь. Мы изучали этот банк и готовились целых две недели, они занимались тем же самым в то же самое время, а друг друга так и не заметили.
— Бывает.
— Конечно, бывает. И вот сцена, представь себе: мы смотрим на них, одетых в маски, они смотрят на нас, тоже одетых в маски, а управляющий вместе с персоналом смотрят на тех и на других. И тут я говорю: «Какого... вы здесь делаете? Это — наш банк». А другой парень отвечает: «Ни фига, не ваш. Мы потратили целый месяц на это дело».
— Дерьмо собачье!
— Нет, я так не думаю. Чтобы влезть с крыши, надо кое-что спланировать.
Тэлл смягчился:
— Ну, наверно.
— Дело застопорилось, пока я не сказал: «Ну, хорошо, почему бы нам не поделиться?» И те два парня переглянулись, пожали плечами и сказали: «О'кей!»
— И что, вы поделили добычу?
— Пятьдесят на пятьдесят — пополам, учитывая, что им пришлось пробираться с крыши и все такое.
