Тому до того не терпелось попасть в соседнюю каюту и
раскрыть тайну Филлипса, что он никак не мог заснуть: всю ночь он строил
догадки. По-моему, это было вовсе ни к чему, – если вы собираетесь что-то
выяснить, что толку гадать заранее и тратить порох попусту? Я лично прекрасно
выспался. Плевать мне на тайну этого самого Филлипса, сказал я себе.
Утром мы с Томом надели на себя фартуки, взяли по подносу с
едой, и Том постучал в дверь соседней каюты.
Пассажир приоткрыл дверь, впустил нас и быстро захлопнул ее.
Бог мой! Как только мы увидели его, мы чуть не выронили наши подносы; а Том
воскликнул:
– Юпитер Данлеп! Как вы сюда попасти? Пассажир, ясное дело,
остолбенел от удивления; в первую минуту он, похоже, не знал, испугаться ему
или обрадоваться, а может, и то и другое вместе, но потом, видимо, решил
обрадоваться. Во всяком случае, щеки его опять порозовели, хотя поначалу он
ужасно побледнел.
Пока он завтракал, мы разговорились. И он нам заявляет:
– Только я не Юпитер Данлеп. Я вам сейчас расскажу, кто я,
если вы поклянетесь, что будете молчать. Дело в том, что я и не Филлипс.
Тут Том ему и выпалил:
– Молчать-то мы будем, но если вы не Юпитер Данлеп, то
можете и не говорить, кто вы.
– Почему?
– Потому, что если вы не Юпитер, то вы близнец – Джек. Вы
просто копия Юпитера.
– Ты прав, парень. Я и есть Джек. Только ты мне объясни,
откуда ты нас, Данлепов, знаешь?
Том рассказал ему о наших приключениях прошлым летом на
ферме дяди Сайласа. И когда Джек понял, что нам известно все о его семье, да и
о нем самом, он перестал таиться и начал разговаривать совершенно откровенно.
Ни чуточки не стесняясь, он признался нам, что был вором, что он занимается
этим ремеслом и сейчас, и не сомневается, что будет воровать до конца дней
своих. Конечно, заявил он, это жизнь, полная опасностей и…
Тут он затаил дыхание и наклонил голову, прислушиваясь к
чему-то. Мы молчали, и секунду или две в каюте царила глубокая тишина и не было
слышно ничего, кроме поскрипывания деревянных перегородок и стука машины под
полом.
Затем нам с Томом удалось его успокоить, и мы принялись
рассказывать Джеку о его родных, о том, что жена Брейса вот уже три года как
умерла и он хотел жениться на Бенни, а она отказала ему; что Юпитер работает у
дяди Сайласа и они все время ссорятся; наконец Джек размяк и начал смеяться.
– Ах, черт меня побери! – воскликнул он. – До чего же это
приятно, совсем как в былые времена, слушать все эти сплетни! Вот уже больше
семи лет, как я ничего не знаю о доме. А что они обо мне говорят?
– Кто?
– Ну, соседи и братья.
– А они никогда и не говорят о вас. Разве только редко-редко
когда упомянут случайно.
– Черт! – с изумлением воскликнул Джек. – А почему же они
никогда не говорят обо мне?
– Да потому, что они думают, что вы давным-давно умерли.
– А ты не врешь? Дай честное слово! – Джек даже вскочил от
возбуждения.
– Честное благородное. Все там уверены, что вас давно нет в
живых.
– Тогда я спасен! Ей-богу, я спасен! Я еду домой. Они
спрячут меня и спасут. А вы будете молчать. Поклянитесь, что вы никогда на меня
не донесете. Ребята, вы должны пожалеть такого беднягу, как я, за которым
охотятся днем и ночью и который носу высунуть не может.
Я ведь никогда ничего худого вам не делами и никогда не
сделаю, видит бог! Поклянитесь, что вы не выдадите меня и поможете мне
спастись.
Конечно, мы поклялись; будь на его месте собака, все равно
мы бы не отказались. А он, бедняга, был так счастлив, что не знал, как нас
благодарить, готов был просто задушить нас в объятиях.
Мы опять принялись болтать, а Джек вытащил маленький
саквояж, попросил нас отвернуться и открыл его. Мы отвернулись, а когда он
сказал нам, что можно смотреть, то перед нами оказался совсем другой человек.
На нем были синие очки и самого что ни на есть натурального вида каштановые
бакенбарды и усы. Родная мать не узнала бы его. Он спросил нас, похож ли он
сейчас на своего брата Юпитера.
– Ничуть, – сказал Том, – ничего похожего, кроме разве
длинных волос.
– Ладно, я их подстригу покороче, прежде чем приеду к ним. А
там Юпитер и Брейс будут держать все в секрете, и я смогу жить у них как чужой.
Соседи никогда не узнают меня. Как вы считаете?
Том немного подумал и сказал:
– Конечно, мы с Геком будем молчать, а вот если вы будете
разговаривать, то в этом деле есть риск, – может, и небольшой, а все-таки риск.
Я что хочу сказать: если вы будете говорить, люди могут обратить внимание, что
у вас голос совершенно как у Юпитера, а потом могут припомнить второго
близнеца, о котором был слух, что он умер, и догадаться, что все это время он
скрывался под чужим именем.
– Ей-богу, ты умный парень! – воскликнул Джек. – Ты
совершенно прав. Когда кто-нибудь из соседей будет поблизости, я буду
притворяться глухонемым.
Если бы я пробрался домой, а о голосе бы забыл…
Впрочем, я ведь не думал пробираться туда. Я искал
какое-нибудь местечко, где я мог бы укрыться от ребят – тех, которые преследуют
меня. Там бы я загримировался, переоделся и…
Джек Данлеп побледнел, бросился к двери, прильнул к ней ухом
и, тяжело дыша, стал прислушиваться. Нам он прошептал:
– Мне послышалось, что взводят курок. Бог мой, ну и жизнь!
Он упал в кресло, совершенно обессиленный и разбитый, и принялся вытирать пот
со лба.
Глава 3
Похищение бриллиантов
С этого утра мы почти все время проводили вместе с Джеком
Данлепом и по очереди ночевали у него в каюте на верхней койке. Джек говорил,
что он ужасно одинок и очень рад, что при его неприятностях у него есть друзья,
с которыми он может поговорить. Мы сгорали от желания узнать его тайну, но Том
сказал мне, что лучший способ – не проявлять любопытства, тогда он в
каком-нибудь разговоре обязательно проболтается, а если мы будем расспрашивать
его, он перестанет нам доверять, и тогда уж из него ничего не вытянешь. Так оно
и получилось.
Мы ясно видели, что Джеку хочется рассказать нам все, но
каждый раз, когда он, казалось, вот-вот выложит свою тайну, он пугался и
начинал говорить о чем-нибудь другом.
Но в конце концов он все-таки не выдержал.
