— Я только что прочла твою последнюю статью. Неплохо.
— Спасибо, стараюсь. Как ты?
— Ты же понимаешь, что после этой статьи в «Пост» тут все с ума посходили.
— Как ты думаешь, преступник — здесь, среди нас?
Ожидая ответа, я очень внимательно наблюдала за ее лицом.
— Как тебе сказать, думаю, нам нельзя терять бдительности. Это сделал кто-то из присутствовавших на вечеринке, а многие из тех, кто там был, работают здесь. Лично я выкинула все из холодильника и никому не советую держать в офисе еду. А что думаешь ты?
— По-моему, это логично. Конечно, это даст лишний повод для пересудов, но, с другой стороны, рисковать тоже не стоит.
— Нет, я имела в виду, что ты думаешь о ситуации в целом? Ты веришь, что убийца работает у нас?
— Лесли, я точно так же сбита с толку, как и все остальные.
Я не собиралась делиться с Лесли своими соображениями и выводами. Что меня действительно интересовало, так это случай, о котором рассказала Кэт — когда Лесли устроила сцену ревности. Но сейчас ничто в поведении Лесли не давало повода заподозрить ее во враждебности по отношению к Кэт.
— Но мне казалось, что ты помогаешь Кэт, — сказала она. — У тебя наверняка есть какие-то идеи.
— Никаких, по крайней мере пока. Похоже, Кэт верит в мои способности больше, чем я сама.
Некоторое время Лесли просто смотрела на меня широко раскрытыми глазами, ее огромные ноздри раздувались, Судя по всему, она подозревала, что я чего-то недоговариваю. В конце концов она с плохо скрытым раздражением сказала:
— Ну что же, у меня много работы, да и тебе есть чем заняться. Между прочим, не думаю, что это тебя обрадует, но рассказ об усыновителях, который был запланирован в августовский номер, не пойдет, вместо него мы поставим твою статью про полтергейст.
— Ты шутишь? Если так, то статья должна была быть готова уже неделю назад, а я еще не начинала ее писать.
— Так хочет Кэт. Мы можем поставить ее вне графика, так что какое-то время у тебя все-таки есть, но не много — на следующей неделе ты должна закончить статью. Я понимаю, это создает тебе неудобства, но ты же понимаешь — из-за того, что случилось, в ближайшие несколько недель тут будет твориться черт знает что и всем нам придется пойти на какие-то жертвы.
Лесли повернулась к двери. Я испытала острейшее желание наброситься на нее сзади и придушить. Я задавала себе вопрос, на самом ли деле она получает удовольствие от того, что при каждом удобном случае вытирает об меня ноги, или мое впечатление обманчиво?
Новый поворот событий вынуждал меня вплотную заняться статьей, но я не могла ее начать, пока не поговорю с детским психологом и не узнаю его точку зрения, а встреча с ним назначена на середину завтрашнего дня. Я быстро прикинула в уме и решила, что смогу всерьез засесть за статью завтра во второй половине дня — закроюсь дома и набросаю план, потом постараюсь написать как можно больше за пятницу и выходные. При этом мне нужно еще как-то выкроить время на то, чтобы заниматься делом Кэт.
Наконец подошло время встречи с Долорес. Я думала, что она захочет воспользоваться сохраненным за ней кабинетом консультанта на втором этаже нашего здания, но ее помощница сказала, что Долорес ждет меня в своей квартире на углу Лексингтон-авеню и Семидесятой улицы. Я взяла такси и по дороге вдруг поняла, что меня немного пугает встреча с Долорес. У меня возникло неприятное ощущение в желудке, от которого, бывает, начинаешь задаваться вопросом, не проглотила ли ты как-нибудь случайно персиковую косточку.
Во-первых, Долорес считается стервой с хваткой бультерьера. Даже те, кто работал под ее началом годами, с трудом наскребают в своих душах хоть какие-то теплые чувства по отношению к бывшей начальнице. Когда «Глянцем» уже управляла Кэт, в редакции ходила легенда, что как-то раз Долорес вышла из туалета с юбкой, застрявшей в колготках, и никто не потрудился ей об этом сказать.
Кроме свирепого характера, она, по-видимому, обладала таким же запасом внимания, как новорожденная макака резус. Ее сотрудники, во всяком случае те, кто хотел получить ее одобрение, научились ужимать свои идеи так, чтобы можно было изложить всю суть за минуту, а то и быстрее.
И конечно, мне было страшновато оказаться наедине с человеком, возглавлявшим список подозреваемых. Я не знала, будем ли мы одни в квартире. А вдруг Долорес распознает мою ложь и поймет, что я затеяла?
К счастью, оказалось, что в квартире мы будем не одни. Когда я пришла, дверь мне открыла экономка, женщина лет шестидесяти пяти в линялом переднике с рисунком из вишен. Она сказала, что миссис Уайлдер скоро выйдет, и провела меня по узкому коридору в гостиную. Как только экономка вышла, оставив меня одну, я с любопытством огляделась. Долорес возглавляла «Глянец» в те времена, когда должность главного редактора была очень престижной, но оплачивалась не так хорошо, как сейчас, и хотя квартира Долорес была довольно просторной по нью-йоркским меркам, она не шла ни в какое сравнение с домом Кэт.
Судя по количеству дверей, выходящих в коридор, в квартире было максимум две спальни плюс комната прислуги.
Гостиную, по-видимому, отделывали последний раз году в шестьдесят четвертом. На ее оформление пошло сотни четыре ярдов блеклого вощеного ситца. Им было обито все: диваны, стулья, подушки, из него же были сшиты оконные портьеры и даже маленькие занавесочки на застекленных дверцах гардероба красного дерева. На стене висело, несколько зеркал, но практически не было произведений искусства, только большой портрет маслом самой Долорес с кокер-спаниелем на руках. Судя по запаху псины, пропитавшему всю квартиру, этот самый спаниель до сих пор обретался где-то поблизости.
Я проторчала в гостиной минут пятнадцать, листая от нечего делать лежавший на кофейном столике номер «Тайм» двухнедельной давности. Наконец где-то в другом конце коридора резко, как ружейный выстрел, загремел голос, и через минуту в комнату ворвалась Долорес. Я вскочила и протянула ей руку. Долорес была приземистой, коренастой, ростом не больше пяти футов, что еще более усиливало ее сходство с бультерьером. Сегодня на ней довольно нелепый наряд — красные слаксы и блузка цвета апельсина с огромным мягким бантом, который при ее росте ей явно противопоказан. Долорес не потрудилась закрасить седину, и ее коротко стриженные волосы теперь грязноватого желто-коричневого цвета, напоминающего цвет защитного ограждения на шоссе. Ее лицо изборождено морщинами, а под глазами кожа складывалась мелкими сборками и напоминала кожу цыпленка. А рот… По рту сразу можно узнать легендарную Долорес. То ли по причине плохого зрения, то ли из-за того, что верхняя губа у нее с возрастом или просто от злобного характера почти исчезла, Долорес всегда красила губы в виде бесформенного мазка красной, как пожарная машина, помады. Можно подумать, что после того, как она накрасила губы, кто-то с силой потер их большим пальцем и размазал помаду.
— Долорес, спасибо, что согласились уделить мне время.
