Долорес посмотрела на меня с таким ошарашенным видом, будто я спросила нечто невообразимое — например, верит ли она в антихриста или какой у нее размер бюстгальтера. Потом она недовольно покачала головой.
— Вы что, хотите поговорить с моим редактором? У вас еще нет редактора?
— Нет-нет, редактор у меня есть, просто я подумала, что вы… извините, мне кажется, вы сейчас очень заняты, мне, наверное, лучше уйти. Если можно, я вам позже позвоню, если возникнут вопросы.
Я встала, но Долорес осталась сидеть, о чем-то лихорадочно думая. В это время в дверях наконец материализовалась Мэдж. Она несла небольшой деревянный поднос с двумя чашками — мне показалось, что в чашках был кофе без кофеина.
— Черт возьми, Мэдж, где ты пропадала? Послушай, я забыла тебе сказать, Герб сегодня не обедает дома, поэтому можешь приготовить мне палтус. И вызови такси, я хочу выехать через десять минут. Пусть таксист позвонит снизу по домофону, когда приедет.
Интересно, куда это она вдруг собралась? Я не знала, то ли это я ее взбудоражила, то ли она всегда такая. Наверняка Долорес понимала, что если кто-то пытался убить Кэт, то она обязательно окажется в числе подозреваемых. Все еще не вставая с дивана, Долорес спросила:
— Как вы думаете, это муж?
Я не сразу поняла, обращается ли она ко мне или продолжает разговор с Мэдж, которая тем временем расчищала на столе место для подноса.
— Что вы сказали?
— Думаете, это мистер Джонс?
Я попыталась изобразить максимально возможное удивление:
— Не могу себе представить. Мне кажется, они очень счастливая пара.
— Ну, если хотите знать мое мнение, лично мне он в тот вечер показался не очень счастливым.
— Идеальных браков не бывает, но в общем-то мне кажется, что их связывает нечто особенное.
Похоже, у меня внезапно развился синдром Туретта
[7]
в очень редкой форме: у меня изо рта непроизвольно вырывались елейные избитые фразы.
— В наше время почти никто даже не пытается что-нибудь создать. — Долорес наконец встала и обошла вокруг кофейного столика. — Вы знаете, что это я изобрела близость?
— В каком смысле? Выражение? — удивилась я.
— Нет, само понятие. Это я первая написала о нем несколько статей еще в семьдесят первом году. В те дни журналы имели вес в обществе, они влияли на образ мыслей, на поступки людей, не то что сейчас.
— Вы считаете, что сейчас это не так?
— Абсолютно. Нынешние журналы люди не уважают. Решив, что настал самый подходящий момент убраться, я как можно вежливее попрощалась. Долорес сказала, что Мэдж проводит меня до двери, и, на всех парах рванувшись через комнату, скрылась за другой дверью.
Вместо того чтобы спуститься в подземку и ехать прямо домой, я прошла несколько кварталов, пока не набрела на кофейню. Мне надо было записать основные моменты разговора с Долорес, а я понимала, что это не так просто, учитывая, что наш разговор смахивал на диалог из пьесы в театре абсурда.
Я заказала каппучино, а потом поняла, что умираю с голоду, и попросила подать нечто посущественнее — чизбургер и бокал красного вина. Записав все, что смогла, я откинулась на спинку стула и попыталась осмыслить весь разговор, особенно тот момент, когда я сказала, что жертвой преступления должна была стать Кэт. Мне казалось маловероятным, что Долорес разыграла свое удивление. Во-первых, ее потрясение выглядело очень искренним, а во-вторых, судя по тому, что мне доводилось читать о Долорес, она шла по жизни напролом, как бульдозер, и ей было недосуг или просто неинтересно осваивать искусство скрывать свои чувства и намерения. А если она не знала, что отравленные конфеты предназначались Кэт, значит, она не могла быть злодеем, напичкавшим их ядом. Следовательно, мне нужно сосредоточиться на других гостях, а заодно и разобраться, что же все-таки происходит между Кэт и Джеффом.
Я пролистала блокнот на несколько страниц назад и перечитала свои записи, касающиеся Такера. Если он действительно умер, съев ядовитые грибы, и если Кэт пытались убить ядом того же типа, то вполне возможно, что между двумя случаями существует связь. Может быть, кто-то устроил крестовый поход против женских журналов и пытается методично убирать главных редакторов? Тогда редакторам других журналов тоже может угрожать опасность.
Когда я доела чизбургер и прикончила вторую чашку каппучино, было около половины седьмого. Убрала блокнот в сумку и вдруг с досадой поняла, что оставила некоторые материалы к статье о Марки в офисе. Я отчетливо увидела их на стуле — именно туда я их положила, когда заглянула Лесли, извергая обаяние и дружелюбие, как паяльная лампа — огонь. Завтра с утра надо во что бы то ни стало начать дома эту статью, поэтому сегодня вечером, как ни крути, придется заехать за этими бумагами в офис. Веселенькая перспектива!
Ехать от кофейни до офиса на метро было на редкость неудобно, поэтому я решила взять такси, а уж из офиса поехать домой на метро. К тому времени, когда я доберусь до редакции, будет почти семь часов, но перед сдачей номера в офисе должно быть полно народу.
Оказалось, что я ошиблась. У «оркестровой ямы» мне встретился только один человек — парень из производственного отдела. Он застегивал рюкзак. Поздоровавшись со мной кивком, он повесил рюкзак на плечо, надел бейсбольную кепку и пошел к выходу. Наверное, сегодня вечером наши играют в софтбол. Или последние события настолько всех перепугали, что никто не хочет засиживаться в офисе.
Я поспешила через пустую «яму» и, повернув налево, вышла в главный коридор. В кабинете Полли было темно, в кабинетах Кипа и Лесли — тоже. Было тихо, только слегка жужжала лампочка внутри указателя запасного выхода над дверью на лестницу. Подходя к последнему повороту на пути к своему кабинету, я услышала какой-то звук, было похоже, что кто-то нажал педаль питьевого фонтанчика. Но завернув через три секунды за угол, я увидела, что коридор пуст. Только перед темным кабинетом отдела моды маячила фигура манекена, которого мы прозвали Толстозадый. Манекен был в мешковатом свитере цвета бургундского вина и без штанов. Я оглянулась — позади не было ни души. Но почему-то у меня по спине побежали мурашки.
Я прошла коротким коридорчиком и подошла к двери своего кабинета. Как ни странно, она оказалась закрытой, хотя я никогда ее не закрываю. Возможно, ее закрыла уборщица. Я толкнула дверь и зажгла свет. Мусорная корзина была полна, значит, уборщица в моем кабинете еще не побывала. Странно. Однако забытые папки лежали там, где и должны были лежать — на стуле. Убирая их в сумку, я краем глаза заметила слева от себя что-то блестящее и резко повернула голову. В самом центре моего стола лежала одинокая шоколадная конфета «Поцелуй» в серебряной обертке.
Глава 11
При виде конфеты у меня захватило дух. Казалось бы, что может быть страшного в маленьком кусочке шоколада, завернутом в фольгу? Но он содержал в себе многозначительное, страшное послание. Я неуклюже попятилась к двери, вышла в коридор и огляделась. Никого. Мне хотелось бежать со всех ног, но вместе со страхом я почувствовала злость, и мне захотелось разузнать как можно больше. Я нашла в сумочке салфетку, вернулась в кабинет и осторожно взяла конфету салфеткой. Убрав ее в сумочку, я осторожно двинулась обратно. В главном коридоре было по-прежнему пусто. Со стороны «оркестровой ямы» послышался какой-то шум. Я замерла. Из-за угла вышла уборщица лет шестидесяти, никак не моложе, она катила большую тележку с мешком для мусора и всяческими принадлежностями для уборки.
